Кутузов
Шрифт:
Все грохотало, выло, щепилось, вздувалось кровавой пеной и пузырями, било картечным, с нахлестом огнем. За ревом сотен орудий не было слышно не только криков, стонов, лошадиного ржания, но даже и перекатного ружейного огня.
Бородинское сражение являло собой не просто страшную – удивительную картину.
Оно напоминало, по свидетельству очевидца, скорее битву на море, когда стопушечные линейные корабли расстреливают в упор бортовыми залпами. В одиннадцати верстах от Бородинского поля, в Можайском соборе от сотрясения воздуха вылетели стекла, а на Дорогомиловской заставе Москвы, в ста девяти верстах, слышались весь
«Ядра, картечи, пули, ружья, копья, сабли, штыки, – сообщал другой летописец, – все стремилось в сей день к истреблению и сокрушению жизней. Смерть летала по всем рядам и покрывала землю кровью и мертвыми телами. Чугун и железо, сии металлы, самое время переживающие, оказывались недостаточными к дальнейшему мщению людей. Ужасный стон умирающих и борющихся со смертью приводил в содрогание самую природу. Звук мечей, восклицания побеждающих, ржание и топот лошадиный, крики командования на разных языках придавали этой ужасной картине вид, какой перо описать не в силах...»
Над левым флангом русских от сильной и беспрестанной канонады поднялось густое облако дыма и скрыло свет дневной. Перед центром ярко горело село Бородино. А правое крыло было по-летнему озарено солнечными безмятежными лучами.
Кутузов, в своей белой фуражке и расстегнутом на животе сюртуке, сидел на скамейке подле батареи возле селения Горки, куда он перенес свою ставку. Ни рев орудий, ни вражеская канонада не смущали его. Видя, что ядра и кирпичи летят прямо к тому месту, где он находился, Михаил Илларионович спокойно говорил окружавшим его генералам, штаб-офицерам и адъютантам:
– Расступитесь, братцы! Не стойте толпами...
Он был теперь незримым центром всего происходящего на семиверстном пространстве Бородинского поля. Все вокруг двигалось, суетилось, перемещалось, спешило, волновалось, требовало ответа, внимания, помощи. Кутузов один выглядел воплощением неподвижности и спокойствия, словно знал все наперед. Вот почему он мог позволить себе расслабление и спокойно сидеть на скамейке, подставив пухлое лицо с орлиным носом августовскому ласковому солнцу...
Михаил Илларионович приехал на батарею перед деревней Горки еще затемно. Один, не предупредив свой штаб, он обозревал при свете догоравших биваков поле и армию, становившуюся в ружье.
Вскоре прибыли Барклай-де-Толли, Беннигсен, начальник правого фланга Милорадович, Ермолов, командующий центром Дохтуров и ближние корпусные командиры со своими штабами.
Солнце поднималось, исчезали длинные тени, светлая роса блестела на лугах и полях. Погода была прекрасная. Давно уже пробили зорю, и войска в тишине ожидали начала жестокого побоища. Каждый горел нетерпением сразиться и с ненавистью глядел в сторону неприятеля, не помышляя о смертельной опасности.
Впереди главных позиций, за Колочей, в Бородине стоял гвардейский егерский полк, с 24 августа охранявший переправу.
Внезапно из лесу на поле перед Бородином высыпал эскадрон неприятельских конных егерей. За ними медленно выдвигались густые колонны пехоты. Командир 4-го корпуса Остерман-Толстой, сухощавый, с темными кудрявившимися волосами и темно-голубыми глазами, в очках, которые он надевал во время сражения, взмахом казацкой нагайки отдал приказание пустить несколько ядер во вражеских коноводов.
После короткого совещания с главнокомандующим Барклай-де-Толли послал своего адъютанта в Бородино с повелением отступить егерям. На виду у Кутузова полк очистил под градом пуль деревню, отошел за мост, и егеря начали ломать его.
Огромные синие колонны французов спускались к Колоче со стороны Бородина, и из леса выезжала, строилась и начинала обстрел многочисленная артиллерия. Солнце, взошедшее за спиной у русских, ярко освещало вражеских пехотинцев, и блеск от ружейных стволов слепил глаза наблюдавшим за ходом боя.
Наши батареи обрушили на наступающих всю силу своего огня. Стреляли двенадцать пушек, расположенных неподалеку от Кутузова, стреляли многочисленные батареи левее и правее Горок. Французские колонны шли без выстрела, сохраняя стройность, зато сколько наполеоновских солдат легло на этом пути! По мере приближения к реке колонны постепенно скрылись в грязно-желтом пороховом дыму и пыли.
Между тем французские стрелки появились уже на правом берегу Колочи и пытались атаковать батарею, близ которой находилась ставка Кутузова. Удержать противника велено было егерским полкам Карпенкова и Вуича.
Карпенков построил батальоны за бугром, скрытно, на пистолетный выстрел от неприятеля, и, когда гвардейские егеря отходили назад, быстро выдвинул полк на гребень бугра и дал меткий залп. Дым выстрелов клубился еще перед лицом ошеломленных французов, когда русские ударили в штыки. Неприятель бросился назад к мосту, но не мог перейти через него всей колонной: гвардейские егеря при отступлении успели снять более десятка мостовин. Оставшихся на правом берегу французов приперли к реке и перекололи до последнего. Карпенков послал было стрелков за Колочу, но получил приказание Кутузова воротить их и полностью разрушить мост. Он исполнил повеление под сильнейшим огнем.
В шесть пополуночи раздались громы с левого крыла русских войск, в главную ставку понеслись гонцы от Багратиона. Пользуясь туманом, Наполеон двинул огромные массы войск против слабейшего фланга, чтобы опрокинуть его или запереть в колено, образуемое Колочей и Москвой-рекой.
Становилось ясно, что нападение на деревню Бородино представляло собой всего лишь отвлекающий маневр.
Атака на Семеновские флеши поручена была войскам лучших маршалов Наполеона – Даву и Нея, усиленным тремя кавалерийскими корпусами под начальством Мюрата. Впереди шли три дивизии Даву: дивизия Компана следовала по опушке леса, другая – Дезе – проходила через лес и кустарник, третья – Фриана – была в резерве. Местность препятствовала быстрому наступлению.
Миновав лес, французы начали строиться в колонны для атаки. Однако лишь головы колонн показывались перед Семеновскими флешами, как выстрелы артиллеристов и егерей, рассыпанных в кустарнике, остановили французов. Русский огонь был губителен. Хор русских пушек гремел не умолкая. При начале дела дивизионного генерала Компана ударило осколком гранаты. Он сдал команду другому генералу – Дезе, но и тот вскоре был опасно ранен. Его заменил присланный Наполеоном генерал-адъютант Рапп, однако и его не пощадил русский свинец. Сам корпусной командир маршал Даву упал с лошади, убитой ядром, и получил сильную контузию. Он скоро оправился, но не мог заменить своих раненых дивизионных генералов. Дивизия Компана понесла большие потери, в корпусе произошло замешательство, и последующие атаки французов оказались безуспешными.