Кутузов
Шрифт:
Преследование продолжалось до полуночи, когда Наполеон, прискакав к Мюрату, понял бесполезность дальнейшего натиска и приказал своим войскам остановиться.
Багратион, давая отряду самые краткие передышки, спешил на соединение с Кутузовым, ведя с собой пленных – полковника, двух офицеров и пятьдесят рядовых – и имея знамя, взятое ночью в схватке. Михаил Илларионович выехал ему навстречу и обнял со словами: «О потере не спрашиваю: ты жив – для меня довольно». У русских из строя выбыло более двух тысяч, но этой ценой была спасена армия.
Подвигом арьергарда завершился весь героический четырехсотверстный марш, на протяжении которого Кутузов несколько раз искусно избежал поражений, готовимых ему Наполеоном.
6 ноября к русскому главнокомандующему явился в Брюнн князь Лихтенштейн с австрийским отрядом, составлявшим гарнизон Вены. Через час прибыл офицер с донесением, что первая колонна Волынской армии Буксгевдена находится в полумарше от Брюнна. После соединения обеих армий Наполеон сейчас же остановил преследование, понимая, что теперь уже характер войны резко изменился.
Для союзников наметился благоприятный перелом во всей кампании. Продолжая медленно маневрировать, Кутузов с войсками прибыл в Ольмюц, где находились два императора – Александр I и Франц и куда вскоре прибыла гвардия под начальством великого князя Константина Павловича. Вся армия насчитывала теперь более восьмидесяти тысяч человек и расположилась биваками на выгодной для оборонительного сражения позиции. Из Северной Италии шел к Вене эрцгерцог Карл, а на подкрепление русским двигался через Польшу корпус Беннигсена. Наконец, по договоренности с Александром I Пруссия решилась выступить против Наполеона, причем ее главные силы насчитывали 80 тысяч солдат.
Союзные войска сближались отовсюду, и оставалось лишь выждать, чтобы перевес решительно склонился на их сторону. Выигрыш времени был теперь куда важнее выигрыша сражения. Таковы были последствия славной ретирады Кутузова.
Ими оставалось только воспользоваться.
Глава третьяАУСТЕРЛИЦ
1
8 ноября 1805 года армия сошлась в городке Вишау с авангардом Буксгевдена.
«Новички» – так звали кутузовцы родных гостей – бросились к ним, и пошли объятия и целования! Трудно было даже решить, кто более кому обрадовался. Ветеранам сделалось вдвое веселее, имея на подмогу столько бравых товарищей. Через два часа Подольской армии ударили подъем – громкий звук этот ласкал слух солдата, ибо барабан грохотал для них впервые по выходе из Кремса. Колонны тронулись, но долго еще оборачивались воины и глядели издалека на прибывших соратников.
Два дня дано было на отдых и приведение в порядок амуниции. На третий, в десять часов утра, в прекрасный солнечный день, Подольская армия была выстроена и расположилась по команде «Вольно» у подошвы Ольмюцких высот. Около полудня по батальонам разнеслось: «Смирно!», и вслед за тем прискакали адъютанты, говоря: «Приготовьтесь! Государь император встречает вас на холме у дороги...»
Солдаты приосанились. Был дан приказ к началу марша. Семенов нес знамя Ярославского полка – на красном древке с медным навершием красный Андреевский крест на белом поле с коричневым российским гербом в центре и вензелями Александра I по углам. Едва стали подыматься на гору, как скомандовали: «Глаза налево!»
На склоне высокого холма, далеко впереди блестящей свиты, сидел на белом коне император, молодой, румяный, белокурый, в темно-зеленом мундире с высоким, подпирающим щеки красным воротником и голубой Андреевской лентой через плечо. Музыки не было, и Александр с видимым удовольствием отбивал своим щегольским тупоносым сапогом с кисточкой такт под скорый солдатский шаг. При прохождении каждого полка он ласково с ним здоровался.
Несколько поодаль, по другую сторону дороги, стояла под ружьем гвардия и Волынская армия Буксгевдена. В сравнении с кутузовцами все солдаты там выглядели женихами. Ослепляла белизна портупей, перевязей, панталон; гренады из желтой меди на шапках у гренадер, золотые унтер-офицерские галуны и обер-офицерские знаки, надраенные мелом плоские пуговицы – все это сверкало, как лучи солнца на пажитях. Особенно выделялась гвардия: подобраны были красавцы и великаны, один другого лучше, словно сошедшие с картинки.
Сергей Семенов невольно перевел взгляд на своих боевых приятелей и нашел, что они походят более всего на кузнецов, отошедших от горна. Как ни старались солдаты, как ни колдовали над амуницией – она уже почти превратилась в ветошь. Когда армия взобралась на высоту и заняла позицию, император, объезжая фронт, невольно спросил у кутузовцев:
– Давно ли на вас была вода?..
В ответ гремело обычное:
– Рады стараться, ваше императорское величество!..
Армия простояла в Ольмюцком лагере шесть дней.
2
Пока кутузовцы радовались встрече с товарищами, пришедшими им на подмогу из России, Михаил Илларионович устроил парадный обед для своих ближних – Тизенгаузена, Бибикова, Дишканца, Кайсарова, Четвертинского, Шнейдерса, Злотницкого.
От двух бокалов токайского приятно кружилась голова, позади, кажется, было самое трудное, почти невыполнимое. Государь при встрече выразил Михаилу Илларионовичу свою горячую признательность за разбитие Мортье и спасение армии. Можно было позабыть хоть на время о Бонапарте и его угрозах и предаться воспоминаниям о родных, о Екатерине Ильиничне, о дорогих дочурках. О самой любимой – Лизоньке, которая выехала в армию и скоро должна прибыть в Тешен...
Но молодые офицеры наперебой, не давая говорить один другому, припоминали подробности минувшего похода, эпизоды боев и полученного ими боевого крещения при Кремсе.
Живоглазый, со смуглым татарским лицом Кайсаров, сбросив темно-синюю ментию на спинку стула и расстегнув по-простецки свой нарядный гусарский доломан – красный, опушенный белой овчиной и расшитый серебряными шнурами, возбужденно повторял:
– Помнишь, Фердинанд? Дорогу на Штейн? Как ты отбил нашу пушку... Как мы с тобой, Павлом и Шнейдерсом карабкались в горы?..
– А как потом штыками сбросили француза с утесов? – горячо подхватил подпоручик Бибиков, с юношеским румянцем во всю щеку, сидевший вовсе по-родственному: гвардейский мундир внакидку, золотой крестик выбился поверх тельной рубахи.
«Вылитый Александр Ильич! Таким и был в молодости его знаменитый дядя!» – невольно подумалось Кутузову, который добродушно внимал беседе молодых ветеранов: Кайсарову двадцать два года, Тизенгаузену – двадцать четыре, Четвертинскому – двадцать один, Бибикову – девятнадцать, а Злотницкому нет еще и восемнадцати!..