Кутузов
Шрифт:
В такой же тревоге был и их император. Наполеон не спал. Он жаждал сражения и боялся его. Он подсчитывал, сколько ему сил еще нужно, чтобы прийти победителем в Москву, понимал, как опасно ему терять войска в сражениях, когда конец войны еще далеко не ясен.
Вдруг ему начинал чудиться шум отступающей русской армии, он выбегал из палатки, долго прислушивался, вглядывался в огни русских биваков… Но там царила тишина, и Наполеон возвращался в палатку.
Наполеон знал, что солдаты его устали, завтра им предстоит нечеловеческое напряжение, спрашивал, накормлены ли они, приказывал выдать гвардии тройную порцию риса и сухарей. С затаенной тревогой Наполеон спрашивал своего адъютанта, верит ли он в завтрашнюю победу, и, услышав ответ: «Без
Затем, уронив голову на руки, ненадолго задумывался и, точно очнувшись, опять звал адъютанта, спрашивал, не ушел ли Кутузов, и, узнав, что русские солдаты стоят, говорил о том, что Кутузов стар и нерадив.
Измученный волнением и кашлем, Наполеон ненадолго забывался тревожным, болезненным сном.
В ту ночь не спал и Кутузов. В пустом, брошенном обитателями доме в деревне Татариново он терпеливо дожидался утра. Все распоряжения были отданы, он отпустил свой штаб отдыхать, но самому старику не спалось. Он медленно ходил по комнате, иногда садился к столу, на котором лежала карта, и дежурные слышали за дверью старческое кряхтенье, покашливание и отрывистые слова: «Так… Нет, не так…» Старый полководец строил свои предположения о возможных действиях Наполеона. Медленно текли напряженные часы ожидания. В штабе, в деревне, над всем огромным лагерем русской армии царила глубокая тишина. Вечером по лагерю еще разъезжали адъютанты Кутузова, проверявшие, как заняли войска свои позиции, затем и они исчезли. У бивачных огней почти никто не спал. В суровом спокойствии готовились русские люди к сражению. Десятки солдат, раненных под Шевардином, тайком покинули лазареты и вернулись в свои полки, чтобы участвовать в завтрашнем бою. У костров шли тихие беседы, люди дивились названиям рек и ручьев, пересекавших Бородинское поле, и, вдумываясь в названия: «Война», «Сгонец», «Огник», «Колоча», жалели, что седая старина утаила объяснения, как и с чем воевали, какие огни горели, о кем бились люди московской земли на этом же поле в незапамятные времена.
Солдаты вспоминали слова Михаила Илларионовича о том, что завтра придется стоять за русскую землю, и готовились стоять за нее крепко, не щадя своей жизни. Земляки уславливались передать последний наказ родным через тех, кто останется жив, родственники, находившиеся в разных полках, сходились и молчаливо прощались. Многие чистили оружие, чинили амуницию или задумчиво глядели в осеннее темное небо.
К утру стало еще тише. Смолк приглушенный говор, солдаты спали.
С рассветом французская армия была уже на ногах. Разрывая тишину полей, глухо рокотали барабаны, и под их мерную дробь полкам читали воззвание императора:
«Воины!
Вот сражение, которого вы столь желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное, удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске, Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из нас: он был в великой битве под Москвой!»
Пятнадцать лет тому назад, став во главе французской армии, найдя ее голодной, полураздетой, Наполеон обещал солдатам: «Я поведу вас в самые плодородные страны…» И повел их в Италию, отдавая ее города на разграбление изголодавшимся людям.
В день Бородинского боя Наполеон воздействовал на те же чувства своих солдат. Ходом войны они были приведены в положение, когда победа им казалась такой же необходимой, какой ее считал Наполеон, говоривший: победите, и победа «доставит нам все нужное, удобные квартиры и скорое возвращение в отечество».
Наполеон поставил их перед необходимостью победы, обещал ее, они верили
В эти минуты они уже не думали о том, что многим и многим не суждено «скорое возвращение в отечество» и не придется рассказывать родным и близким о своих подвигах «в великой битве под Москвой». Они готовились к беспощадной, звериной борьбе за обещанные заманчивые блага. И никогда его слова так не западали в душу каждому солдату, так не ободряли, как после этой изнурительной, тревожной ночи в холодное, туманное сентябрьское утро. Далеко за лесом вставало солнце.
Наполеону донесли, что русские не ушли, что они по-прежнему стоят на позиции.
– Наконец они попались. Идем открывать ворота Москвы! – воскликнул Наполеон. Он быстро вышел из палатки, помчался на командный пункт у Шевардинского кургана. Здесь он вызвал к себе одного из лучших генералов – командира дивизии Компана и в знак особой милости приказал ему первым атаковать русских.
Наполеон любил эти минуты, когда по его приказу: «Пойдите и принесите мне победу» с криком «Да здравствует император!» войска устремлялись в атаку.
В предрассветную тишину, царившую в деревне Татариново, ворвался первый гулкий пушечный выстрел. Кутузов спокойно вышел из штаба, сел на свою небольшую гнедую лошадку и без свиты, с казаком, который вез его скамейку, медленно поехал на командный пункт у деревни Горки. В утренней мгле гасли костры, двигались люди. Главнокомандующий остановился на высоте у Горок и, склонившись к луке седла, с усилием перенес ногу через круп коня и тяжело опустился на скамейку, быстро подставленную казаком.
Вниз к Бородину, исчезая в тумане, убегала широкая светлая лента Смоленской дороги. Над рекой Колочей клубился туман. Медленно поднимаясь, он открывал поле с разноцветными пятнами войск, холмы, лесистые берега реки, избы и церковь Бородина. Оттуда доносилась частая, лихорадочная стрельба и шум атаки.
Это была первая атака Бородинской битвы.
В тумане, прикрывшем подступы к селу Бородину, тихо подошли войска Евгения Богарнэ и, отвлекая внимание от дивизии Компана, внезапно кинулись в бой. Егеря, охранявшие село, упорно отбивались, но Богарнэ, наступая вдоль Смоленской дороги с запада, перевел часть солдат через реку Войну и одновременно атаковал с севера.
Бородино в позицию не входило, служило лишь передовым пунктом, не имевшим даже орудий. Удар был внезапным. Солдаты Богарнэ ворвались в село, полк русских егерей потерял половину солдат и начал отходить за реку Колочу. Мост через реку зажечь не успели, и противник перешел Колочу, врываясь все дальше в глубину оборонительной позиции русской армии.
Барклай-де-Толли бросил в атаку свежие егерские полки. Они прижали ворвавшегося противника к реке, большую часть истребили. Командир полка генерал Плозонн был убит, а остатки полка были выброшены за реку. Им на выручку подоспели новые французские полки, бой завязался за мост через реку Колочу, но матросы команды мичмана Лермонтова, действовавшие в качестве саперов, под огнем потеряв половину своих товарищей, зажгли мост.
Им и егерям, оборонявшим Бородино, первыми принявшим на себя удар французской армии у большой Смоленской дороги, где был мост, стоит скромный памятник. На нем написано: «В лейб-гвардии егерском полку солдат убито 693, матросов 11».
Рубеж реки Колочи на своем участке они удержали, но Бородино осталось у французов, на его высотах стала французская артиллерия.
Бои разгорелись на всей позиции русской армии, достигая небывалого ожесточения на левом фланге. На командный пункт Кутузова стали прибывать адъютанты. Тучков доносил об атаке левого фланга у деревни Утица корпусом Понятовского, Багратион сообщал об общей атаке французов на Семеновские флеши. Кутузов спокойно и внимательно выслушивал адъютантов. Временами окружавшие его видели, как он, вытягивая шею, наклоняет голову к земле, точно вслушиваясь в грохот сражения, стараясь уловить особые, ему нужные звуки, стараясь определить, куда перемещаются эти звуки, где они нарастают.