Кутящий Париж
Шрифт:
— А что, эта госпожа де Ретиф, которая записана в книге, бывает она у тебя в магазине и теперь?
— Это одна из наших лучших покупательниц. Вы видите, как важно быть терпеливым в торговле. Она заплатила госпоже Паро зараз весь свой долг, накопившийся в продолжение трех лет, и теперь приводит к нам всех своих приятельниц.
— Ведь она очень хорошенькая, не правда ли? — спросила Роза.
— И очень элегантная. Вот уж кто умет пустить в ход товар… Когда у нас не находит сбыта какая-нибудь слишком оригинальная шляпа, мы отсылаем ее к госпоже де Ретиф, и,
— И всегда расплачивается чеками Леглиза?
— О нет, это случилось всего один раз, в самом начале… У ней были перед тем трудные времена… Впрочем, господин Леглиз продолжает содержать ее и, должно быть, просаживает на эту дамочку бешеные деньги, потому что одета она всегда восхитительно. Госпожа Леглиз также наша заказчица… Но она куда проще, ей далеко до щегольства госпожи де Ретиф. У ней нет таких средств. Муж не может давать жене столько, сколько любовнице.
Роза порывисто захлопнула книгу и сказала:
— Значит, всем известно, что она содержанка Леглиза?
— Удивляюсь, как вы до сих пор этого не знали? В светском обществе это давно не секрет ни для кого, а до нас молва доходит через болтовню торговцев и сплетни продавщиц. Но нам-то решительно все равно!..
— А давно ли продолжается эта связь с господином Леглизом?
— Книга ответила вам: чек Леглиза 1897 года.
— Ну, а раньше господина Леглиза?
— Весьма вероятно, что был другой. Период безденежья последовал за разрывом с этим другим, а потом явился новый плательщик… Эта хорошенькая женщина не может иначе: состояния у ней нет, а живет она на широкую ногу. Значит, нужен богатый любовник.
Роза не расспрашивала больше. Она думала: «Так вот какую женщину отец ввел к нам в дом, вот кому он доверился до того, что отдает в руки этой личности мое замужество и думает жениться на ней сам. Теперь я понимаю, какую интригу затеяла она с Томье. Нетрудно угадать, куда они метят оба. Он метит на дочь, она — на отца. Вероятно, они условились, что моя рука будет наградой этому молодому человеку за то, что он впоследствии устроит свадьбу между моим отцом и госпожой де Ретиф. А до тех пор она продолжает получать деньги с другого и продолжает его обманывать притворной любовью. О, как отвратителен свет, до чего гадки люди!»
Она встала и набросила на плечи накидку.
— Вы уже уходите? — спросила Сесиль тоном сожаления, оставляя свою работу.
— Как, ты еще недовольна? Но я уж чуть не два часа болтаю с тобою. Правда, что время это не пропало даром.
Модистка подумала, что Роза намекает на шляпу, отделанную ею так ловко и с таким вкусом во время их беседы.
— Ах, если б вы от времени до времени заезжали ко мне хоть на полчасика,
Роза улыбнулась с горечью:
— Кто знает, пожалуй, придет такая минута, когда мне наскучат светские люди моего круга и я перееду к тебе, чтобы приняться опять за прежнее занятие. Ты не можешь себе представить, моя добрая Сесиль, сколько забот и неприятностей доставляет мне мое новое положение, которым я совсем не дорожу… Оставшись в Блуа, я была бы счастливее!..
— Неужели у вас есть какое-нибудь горе? — заволновалась Сесиль. — Да может ли это быть, у вас-то?
При этих словах мадемуазель Превенкьер подняла глаза на свою подругу, но та, по-видимому, уже раскаялась в своей смелости и смотрела в сторону. Роза немного помолчала, точно следя за какой-то мыслью, вызванной речами Сесили, и наконец заметила:
— Ты никогда не говоришь мне о брате. Доволен ли он своим положением?
Модистка покраснела:
— Как могла я предполагать, что вы интересуетесь бедным малым?
— Я очень интересуюсь им, — серьезно отвечала Роза.
— Что же сказать вам про него? Он работает… Однако Проспер находит, что его карьера во Франции выйдет слишком мизерной, а потому мечтает последовать примеру вашего батюшки: уехать очень далеко.
— В Африку?
— Да. Он говорил об этом на днях и собирался попросить у господина Превенкьера рекомендательных писем к его корреспонденту в Претории.
— Опять золото! — презрительным тоном произнесла Роза. — Значит, твой брат мечтает о богатстве?
— Нет, — с живостью возразила Сесиль. — В богатстве он видит только средство. Проспер пренебрегает деньгами и прекрасно обошелся бы и без них.
— Так зачем же он добивается денег? — с гневом воскликнула Роза.
— Спросите его: он, может быть, вам скажет.
Они смотрели друг на друга с минуту. Розу точно мучило желание узнать что-нибудь больше. Сесиль опять встревожилась, что зашла слишком далеко в своей откровенности и выдала секреты брата. Наконец мадемуазель Превенкьер промолвила с жестом сомнения:
— С какой стати? Можно ли верить тому, что вам говорят? Даже лучшие люди бывают ли искренни?
Сестра Проспера с сожалением покачала головой.
— Если вы дошли до того, что сомневаетесь во всем, то меня нисколько не удивляет, что вы перестали чувствовать себя счастливой; что может быть хуже того, как подозревать всех окружающих? Значит, и мне вы больше не поверите, когда я вам скажу, что вас люблю? Между тем вы знаете, у меня нет расчета вас обманывать. Когда я уверяла вас в Блуа, что очень рада жить вместе с вами, вы не могли подозревать моей искренности. Вы тревожились тогда только вопросом о здоровье своего батюшки и жили спокойная душой, спокойная сердцем, довольная трудом сегодняшнего дня и не горевали о завтрашнем. Неужели все испортило ваше богатство?