Куявия
Шрифт:
Аснерд, вспыхнув, прорычал:
– Трудность?
– А что, беда? Трудность, – возразил Вяземайт. – Оба живы и здоровы. Да, еще одна хорошая новость… Ты у меня в долгу за эту весть, смотри! Спляшешь, когда скажу. Даже если будешь лежать и помирать, все равно встанешь и станцуешь… Что за новость? А, я еще не сказал?.. Тот колдунишка, что Придон послал с сыном Щецина Вереном, сумел-таки!.. Твой сын Тур возвращается!
Замороженное лицо Аснерда начало оттаивать, губы дрогнули, поползли в стороны.
– В самом деле? Не врешь?.. Ну, ты в самом
Вяземайт отмахнулся.
– Это Придон вспомнил и послал за ним. Я бы не вспомнил, прости. Мы знаем, что мужчины рождаются для битв и красивой гибели. А Придон хоть и тцар, но еще и певец с нежным сердцем… Тура везут к нему, так что давай здесь заканчивать побыстрее, чтобы встретить его там. А то стыдно будет, если он сюда явится!
– Стыдно, – согласился Аснерд. – Все смотрели на меня, как на ураган, что все сметает на пути. А тут – застрял!.. А почему везут? Он сам, что…
Вяземайт скупо улыбнулся.
– Это я от усталости заговариваюсь. Сам едет на коне, все такой же молодой, сильный и красивый. Скоро увидишь… Нет, Придон велел отвезти его прямо в Арсу. Ну ничего, скоро и мы там будем.
Через два дня Вяземайт ввалился в шатер, еще больше осунувшийся, долго и жадно пил, потом рухнул на лавку и откинул голову на высокую резную спинку. Глаза закрылись, Аснерд уже думал, что волхв заснул, но Вяземайт поднял веки, заговорил ясным и очень деловым голосом:
– Стену от колдовства охраняет колдовство. Не знаю, чье. Когда пробовал проникнуть глубже, словно глыбу льда проглотил, все начало замерзать изнутри. Похоже, эта стена теперь стала частью горы, а горы защищают сами подземники. Так что чарами не смогу ни обрушить, ни рассыпать в песок, ни даже растрескать.
– Почему? Ты же силен?
Вяземайт сказал уязвленно:
– А ты не силен? Защищаться всегда легче. Сейчас я от подземного народца. Целый день уговаривал… Помнишь, отвели всю воду из-под башен колдунов? А пару сами и обрушили?
– Ну-ну!
– Так вот, – буркнул Вяземайт, – отказались наотрез. С иггельдовцами живут в дружбе, за подземное золото не ссорятся. Даже выносят наверх за хлеб и рыбу. Они рыбу почему-то обожают… Сказали, что мы вскоре уйдем, а с теми жить, что вообще-то понять можно. Так что придется самим что-то мудрить. Пока не знаю что, давай думать. Я пока прикидывал только свои штучки, но они не помогут. Что у нас есть?
Аснерд огрызнулся:
– Только наша отвага и острые топоры в руках! Всю Куявию с этим прошли, но здесь лбами о стену. Пробовали тараны, катапульты – все побито. Последнюю мой же Меривой, сукин сын, и разбил. Он в любой конец лагеря может добросить стрелу!
Вяземайт спросил быстро:
– Но не стреляет?
– У него что, совсем совести нет?.. Здесь же мы, артане!
Вяземайт хмыкнул, глаза стали задумчивыми.
Ночью Беловолос и Чудин безостановочно поднимали в звездное небо драконов, сбрасывали в полной тьме тяжелые глыбы, ориентируясь только на горящие
Из артанского лагеря несколько раз доносились крики, значит, хотя бы часть камней поражает врага, а главное – сеет страх и уныние, что разъедают волю и силу сильнее, чем тяжелые раны. На стене зажгли бочку со смолой, пытались рассмотреть, что же там происходит. Во второй половине ночи Шварн не выдержал и вывел из пещеры своего дракона, еще тощего после болезни.
Решительно махнул рукой:
– Грузите и нам!
– Не заморишь своего Храпуна? – спросил князь Цвигун. – Насквозь светится…
– Ничего, пару леток сделает, прогреется. Только не валите камней, как Чудину, у него не дракон, а камневоз…
Втроем сделали четыре вылета, на стене вслушивались в непрестанный грохот, крики, шум. Потом чуть утихло, и Шварн увел усталого дракона. Артане прижимались один к другому под скальными навесами, избегали падающих с неба камней. Правда, если камень падал вблизи, то осколки залетали и под навесы, ранили, рассекали тело до костей.
Слабый рассвет окрасил небо, факелы загасили, из бочки с остатками смолы поднимался жалкий сизый дымок. В артанском лагере люди выходили из-под каменных укрытий, поспешно разводили костры и падали возле них в изнеможении, засыпали. На стене зло смеялись: простоять всю ночь, прижимаясь друг к другу, чтобы под каменными уступами поместилось как можно больше народу, непросто даже для таких закаленных и выносливых героев, как артане.
От артанского лагеря отделились двое всадников. Один из них вскинул медную трубу, в холодном утреннем воздухе звонко и требовательно пропел вызов на переговоры. На стене переглянулись. Князь Онрад спросил недовольно:
– Опять переговоры? О чем? Все уже сказано…
Князь Северин хохотнул:
– А может, артане хотят нам сдаться?
Цвигун фыркнул, сделал широкий жест, приглашая всех наверх, неспешно поднялись, перешли на широкой навес над воротами. Вообще-то князь Цвигун гордился возможностью вести беседы с артанами, Иггельд отбыл поднимать народ на равнине, а здесь можно показать себя перед прославленным артанским полководцем…
К его удивлению, рядом с трубачом на коне сидел немолодой грузный человек с длинными седыми волосами, лоб украшает серебряный обруч с камнем медового цвета над переносицей. Он вперил в князя Цвигуна острый взгляд, сразу вычленив в нем главного, князь ощутил холодок по всему телу.
– В чем дело? – спросил Цвигун надменно. – Где Аснерд? Я не собираюсь слушать его слуг.
Седой человек сказал громко:
– Ночью вы сбросили камни с драконов. Вам повезло, а нам нет – один упал на Аснерда… Он умирает. Мы просим перемирия на сутки. Он умрет к вечеру. За ночь устроим краду и тризну, а утром возобновим бой. Согласны?