Кузнец из преисподней
Шрифт:
Снова двинулись вниз. Лестница загибалась вправо крутой спиралью. Подошвы сапог скользили на узких ступенях, на потные лица липла паутина. Воздух становился все более тяжелым. Воняло так, что пришлось закрывать носы тряпками. Плесенью, тухлятиной, брагой.
– Ты веришь Деду? – К Артуру придвинулся адмирал Орландо. – Ты веришь в эту идею, что зеркало… то есть дверь можно забрать в одном месте и перенести в другое?
– Раньше я бы не поверил… пока сам не убедился, что нашему миру есть альтернатива.
– Но я не пойму, что изменилось? Мы всего лишь спустились глубже! При чем
– Мы не просто глубже, – рассмеялся президент, смех раскатился гулким эхом. – Орландо, ты мыслишь слишком рационально. Мне неизвестно, кто оставил зеркала и как они функционируют. Очевидно, это не просто жидкий полимер или безвредная ртуть. Это нечто иное, оно… не просто дверь. Когда вернемся, кстати, сверим часы с теми, кто наверху…
Разговор прервала оглушительная стрельба и брань. Затем взвинченный десятник доложил, что убили еще одного Стража. Пытались поймать, накрыли сеткой, но он вырвался и покалечил двоих.
– Глухарь не выживет, господин полковник! Эта сволочь всю грудь ему изодрала… Еле пристрелили!
Коваль скрипнул зубами.
– Ты думаешь, эти зеркала меняют время? – настаивал итальянец.
– Уверен. Что-то в этом духе… Иначе наши геологи или обычные строители уже давно бы обнаружили Изнанку. Я там был и знаю, о чем говорю. Скорее всего, зеркальный портал сдвигает не только расстояния, но и время. Только не спрашивай меня, как это происходит, я сам не пойму…
Лестница привела на следующий этаж. Глубину никто не мог определить, даже приблизительно. Этаж представлял собой широкое помещение со сводчатым потолком. По центру валялись кучи соломы, едва прикрытые дырявыми мешками. Квадратные в сечении, опорные колонны были засалены, словно к ним бессчетное число раз прижимались грязные тела. В толстой стене был проделан желоб, откуда-то звонкой струйкой стекала вода и скапливалась в овальной каменной чаше. Вода оказалась чистой и вкусной. У дальних стен помещения начинались сразу две винтовые лестницы и тоже вели куда-то вниз, в темноту.
– Больше света сюда! – Озерник, как завороженный, изучал дальнюю торцевую стену.
Там, на высоте человеческого роста, красовалось изображение сказочного существа – то ли черта с несколькими крыльями, то ли, напротив, ангела, потому что на фоне замшелой кладки преобладали светлые тона. Древний художник не пожалел белой краски, которая со временем стала коричневой, но Черного Деда волновал не цвет.
– Шестокрыл… Воистину он, учитель вселенский… – Касьян погладил ладонью доисторическую икону.
– Что это значит? – Коваль прислушивался к далеким стонущим звукам, доносившимся откуда-то снизу. – Я не слыхал, что вы поклоняетесь какому-то крылатому бесу.
– Это не бес, – промурлыкал Дед Касьян. – Это сущность и ласка… У тех, кто крест целует, тоже о нем ласковое слово есть. Он первый в мире, кто знания о превращениях тела изложил… и людишкам завещал. Да только людишки глупые, крестом напуганные, книги великие порвали да пожгли. А те, что остались в миру, сыскать трудно…
Под гнилой мешковиной нашли мертвого детеныша Стражей. Он походил на засохший бобовый стручок. Орландо приказал завернуть длинноносый трупик для дальнейшего изучения.
– Ты слышал?
– Внизу? Слева или справа? Какая из лесенок?
– А ну, замолкли! – шикнул на подчиненных Карапуз.
Стало совсем тихо, только потрескивали факелы. Спустили с поводков булей. Как и прежде, презрев опасность, они бесстрашно кинулись во мрак, застучали когтями по спиральным каменным лесенкам… и почти сразу же с жалобным визгом отступили. Точнее, отступил живым один Малыш, и то припадая на раненую лапу, с разорванным боком. Второй лысый пес, Окурок, прозванный так за пристрастие к пожиранию горящих папирос, не вернулся.
Качалыцик отодвинул прикрывавших его солдат, плюнул в темный проход пламенем. Плевок Сатаны моментально обуглил своды подземелья, пламя ринулось вверх и вниз по узким примыкающим лазам, по скрытым ходам. В ответ дико завизжали, заухали. Из невидимого прежде бокового лаза выпал горящий человек – или, по крайней мере, нечто, похожее на человека. Растопырив конечности, с трубным воем, покачиваясь, пошел он на штыки, но не дошел. Сгорел на ходу. Понесло жуткой вонью, люди закашлялись, у всех слезились глаза. Под ноги солдатам упал обугленный череп, вытянутый вперед, узкий, похожий на птичий.
В узкой расщелине нашли Окурка, второго буля, с дыркой в черепе. Весь покрытый броней, от хвоста до кончиков треугольных ушей, Окурок выглядел так, словно попал в мясорубку. Но в зубах семидесятикилограммовый мертвый пес сжимал горло одного из Стражей.
– Эй, огня сюда! Прошка, тут встань, с пулеметом!
– Язви тя, вот так падаль!
– Да он дышит еще, гадюка!
– А молодец Окурок, не выпустил…
– Да он Окурочка за собой вона сколько волок, до самой дыры…
Следом за погибшим псом и его издыхающим противником по влажному граниту тянулся широкий кровавый след. Страж дотащил Окурка до круглого зева колодца, но оторваться и спрыгнуть вниз, еще глубже, у него уже не хватило сил.
– Ножом давай, зубы разожми…
– Эхма, добрый был песик, веселый. Жаль его…
– Да уж, весельчак. Бычка в один удар валил. А как окурки смешно глотал…
– Лобан, Халупа, отставить болтовню, – зарычал Карапуз. – Ну-ко, эту дрянь к свету, да свяжите его, коли жив!
– Баба это, – ахнули солдаты. – Здорово Окурок ее прихватил, господин полковник! Еще немного – издохла бы! Не, ты глянь, что за пасть, она ж башку Окурку прогрызла и мозги выпила!
– Живей вяжите, матерь вашу! – Карапуз с тревогой посматривал на когти пленницы.
Удивительно живучая тварь уже начала приходить в себя, ее длинные конечности подрагивали, под темно-серой кожей вспухали вены, из закатившихся крохотных глазок стекал гной.
Чингисы притащили вторую сеть, особую, в лоскутках, шустро загнули Стражнице конечности за спину, на голову накинули мешок. Размерами она не превосходила крупного мужчину, но никто из рослых гвардейцев не сумел бы нанести ощутимый вред лысому псу, одетому в броню. Стражница же убила собаку-мутанта за несколько секунд.