Кузнец Марк – любовник ведьмы
Шрифт:
– А теперь, – говорит Лизка. – Сдвинь пёрышко с места. Но руками не трогай, просто заставь его сдвинуться.
– Что за дурная баба мне досталась?! – кричу. – Ты мне дрова поколоть не дала, чтобы я пёрышки двигал?!
– Правильно, – спокойно отвечает Лизка. – Дрова каждый поколоть может, а колдовское искусство немногим дано. Поэтому забудь про дрова и двигай пёрышко.
– Ну и как мне его двигать? – спрашиваю.
– А вот так, – Лизка и пальцем не пошевелила, а пёрышко в воздух поднялось, повисело там и на стол вернулось. – Теперь ты. Ты можешь!
И стал я на пёрышко это смотреть. «А ну, двигайся, пух лебяжий, не то хуже будет», – про себя думаю. Одна бровь на другую наползает, голова трещит, а пёрышку хоть бы хны. Так напрягся, что носом кровь пошла. Хотел бросить это дело, но вдруг вижу: сдвинулось проклятое пёрышко! Едва-едва, но сдвинулось!
– Ты это видела?! – спрашиваю у Лизки. – Видела?!
– Видела! – соглашается та. – А теперь иди умойся, переоденься да и отдохнуть тебе надо.
Смотрю: рубаха в крови перемазана. На ноги поднимаюсь, а они подкашиваются. Какие гвозди и молотки, какие дрова? Доконало меня пёрышко, все силы из меня вытянуло.
Той ночью у меня живот скрутило, да так, что думал: кишки узлом завязались. «Вот и пробил мой час!» – решил.
– Лизонька, – прохрипел, – спаси меня. Сбегай за лекарем.
Элоиза на меня серьёзно посмотрела, живот мой пощупала.
– Не нужен тебе лекарь, не поможет он, – и замолчала.
Я стал родителей вспоминать, да сестрёнок своих. Не увижу их больше.
– Зато я помогу, – наконец сказала Лизка и в живот мне когтями вцепилась.
Охнул я, затрясся весь от боли. Решил, убить меня решила ведьма проклятая. Только ошибся. Элоиза руку отпустила, и вся боль ушла. Пот меня прошиб, да спать захотелось страшно.
Когда я проснулся, Элоиза уже встала.
– Ну что, – говорит. – Спасла тебя ведьмовская сила? Теперь моя магия в тебе навсегда поселилась. Никуда от неё не уйдёшь.
Посмотрел я на Элоизу, и страшно мне сделалось. Спасти она меня спасла, только я навсегда в её колдовстве увяз точно муха в паутине.
Странно я тогда жить начал. Просыпался, когда хотел. Петухи уже охрипли меня будить, а я на них ноль внимания. Завтракал плотно и давай с пёрышком воевать. Однажды так разозлился, что спалил его. Смотрел на него, смотрел, а оно как вспыхнет! Понемногу научился я перо двигать, только радости от этого никакой не получал. Не понимал я, зачем оно мне надо.
Лизка дома только к вечеру появлялась. То корова отелиться не может, то репу ржа поела. А я один без дела слоняюсь. Не дай бог, что по дому сделать, Лизка разозлится, под одеяло к себе ночью не пустит.
Вся деревня меня сторониться стала. Собираются парни в кабак, а меня с собой не зовут. Девки в мою сторону поглядывать перестали, только косятся издали да перешёптываются.
Говорю я как-то Лизке:
– Давай обвенчаемся. Чтобы всё как у людей было.
А она улыбается:
– Не хочу я в церковь. Неуютно мне там, страшно даже.
– Ничего, – гну своё. – Вот забрюхатишься, сама под венец попросишься.
А её только пуще веселье разбирает:
– Не волнуйся, дурачок ты мой, не забрюхачусь. Я всю свою плодородную силу земле отдаю, ничего себе не оставляю!
Однажды я к отцовской кузнице подошёл. Из-за угла подглядывал, как вор какой. Смотрю, а у бати уже новый подмастерье появился. Мальчишка лет десяти. Узнал я его: Фролов сын оказался. Фроловы все погорели, малец один из горящего дома выскочил, сиротой остался. Теперь слушает моего отца, в рот ему заглядывает. А отец рад стараться, объясняет да покрикивает. Что же это получается, мне замену нашли? Разозлился я тогда страшно: на себя, на отца, на ведьму, на весь белый свет. Достал у деда Якова бутыль самогона, да и прикончил её в одно горло.
Конец ознакомительного фрагмента.