Кузнечик сын кузнеца (рассказы)
Шрифт:
– Не надо нарушать… буркнул толстяк.
– Я же чуть-чуть наехала. – Утверждала женщина. – Ну, простите.
Я подходила всё ближе. В осанке и лице женщины стали вырисовываться знакомые мне черты.
– Наташка! – вырвалась у меня. – Мандрыкина, ты?
– Ой, держите меня! – подхватила женщина. – Светка Ковалёва. Подруга!
Я подбежала к ней, и мы обнялись.
– Женщина прекратите. – Обращаясь ко мне, небрежно обронил фразу толстяк. – Не мешайте работать.
– Как ты здесь оказалась? – игнорируя толстяка, спросила я. А в голове уже прокручивался план действий.
– Я уже год в России, - жалобно сказала Наташка. «К большому сожалению» читалось в её глазах.
– За что вы её? – обращаясь скорее не к толстяку, а к Наташке, спросила я.
Толстяк, молча, поджал губы.
– Я выехала на перекрёсток. Вон там. – Наташка показала. – И наехала чуть-чуть на две сплошные линии.
– Это же ерунда, - констатировала я и развела руки… – Товарищ капитан… за такую мелочь забирать права. Может, просто оштрафуете? Сколько заплатить?
– Послушайте, вы куда-то шли. – Резанул толстяк грубо – Вот и … - и затем, обращаясь к Наташке, аргументировано добавил: - Если бы вы на метр заехали, я бы пропустил. Но вы заехали больше, а это нарушение. Здесь думать не надо: всё и так ясно…
«Из какого батальона этот не думающийтолстячок?
– размышляла я. – По-моему, из первого. Первого… первого. Если я не ошибаюсь «здесь думать не надо» любимый оборот речи их командира».
– А Геннадий Михалыч бы мою подругу отпустил, - сказав это, я посмотрела в глаза толстяка. – Вначале бы как всегда вспылил, но потом, успокоившись, отпустил.
– К… как вы сказали? – толстяк заикнулся и потупил взгляд. – Г… Геннадий М… Михайлович?
– Да, Ермаков Геннадий Михайлович. Ваш непосредственный начальник, если хотите командир. – Для большего воздействия я достала мобильный телефон. – Хотите, я ему позвоню и объясню ситуацию?
– Нет… ни сейчас. М-м-м. Секундочку подождите… - лицо толстяка зарделось румянцем.
«Ну, давай же, мешокс гнилыми потрохами. Здесь думать не надо. Отпускай Наташку – Режиссерские амбиции не давали мне покоя. – Плинтус с тараканами давно поджидал толстяка».
– Вот, возьмите. – Толстяк протянул Наташке её водительское удостоверение. – Можете ехать.
– А извиниться, – сказала я.
Оказавшись под прессом слова «извините» толстяк мельчал на наших глазах. В конце концов, извинившись, толстяк дал дёру, причём передвигался хаотично, как воздушный шар, у которого машинально вырвали надувной клапан.
– Ха-ха-ха. – Мы стояли и смеялись. Как же хорошо всё то, что хорошо кончается.
– Свет, спасибо тебе, - сказала Наташка.
– Пожалуйста, - сказала я. – Может, посидим в кафе, пообщаемся?
– Давай. – Согласилась она.
Кофе давно остыло, а мы всё говорили и говорили, перебивая друг друга многозначительной фразой: «А ты помнишь?» Мы бежали по прожитой жизни, будто два бегуна, поочередно передавая эстафету коротких воспоминаний, где на первом месте стояла наша дружба. Двор, школа, затем институт - мы всегда были рядом. Естественно обязанности по дому нас физически разлучали, но сознание того, что у тебя есть подруга и она сейчас тоже думает о тебе, наполняло сердце заслуженным счастьем.
– Геннадий Михалыч твой ухажёр? – как-то хитренько улыбаясь, спросила Наташка.
– Что ты! – Махнув рукой, я засмеялась. – Ха-ха. Я недавно ехала на «Бэхе»…
– На чём? – переспросила Наташка.
– А, на пятьсот тридцатом «БМВ»…
Наташка от удивления повела бровями.
– Ладно. Так вот, еду по главнойдороге, а не перекрёсток вылетает машина ДПС. Хорошо у меня скорость была небольшая, я смогла вырулить. Из машины вылетает красный как рак подполковник и на меня: «Гав, гав, гав». Вы говорит, почему меня не пропустили? А я ему: с какой стати? Он смотрит на свою машину и ничего не понимает. Оказывается, забыл включить сирену и проблесковый маячок. Вот так я познакомилась с товарищем Ермаковым Г.М.
– Здорово у тебя, получается, - сказала Наташка.
– А у тебя? – спросила я.
– У меня… - Наташка задумалась.
– После Австрии я ни как не могу здесь освоиться. Пустяковые проблемы не могу решить.
– Например? – уточнила я.
– Хотела сына записать в вашу спецшколу. Получила отказ. – Наташка вздохнула.
– Все советуют: дай денег и всё решиться. Как дать? Не знаю…
– Я наверно смогу тебе помочь, - сказала я с такой уверенностью, что подруга воскликнула:
– Правда!
– Да.
– Свет, а где ты сейчас работаешь? – немного смущаясь, спросила Наташка.
– Я госслужащая, - важно сказала я. – Только все подробности потом.
Подъехав к школе, я вышла, а Наташка осталась сидеть в машине; было видно, что подруга немного взволнована.
– Как сына зовут? – спросила я.
– Мандрыкин Илья.
Войдя в школу, я прошла мимо охранника, который, безусловно, меня узнал, потому что, используя рацию, сразу доложил по команде.
Буквально через минуту навстречу мне немного удивлённая, так как я только вчера была здесь с проверкой, словно по подиуму шла директриса. Высокая, стройная (крашеная) блондинка, которая, несомненно, знала себе цену.
– Светлана Анатольевна, вы?! – удивилась директриса. – Мы же все замечание устранили. Или что-то опять ни так?
– Да нет, всё так. – Успокоила я её.
– Дарья Родионовна, у меня к вам просьба.
Она взяла меня под руку и повела по коридору.
– В моём кабинете сейчас уборка… - предупредила она. – Так что…
– В принципе можем и здесь поговорить, - сказала я и остановилась. – Дело в том, что мой племянник мечтает учиться в вашей спецшколе.
– Это не возможно!
– высокомерно отрезала директриса.
Я онемела. Сказанные её слова можно было сравнить с брошенной в лицо перчаткой.
Где-то рядом, по-видимому, в классе играли на пианино, и я услышала, как дети поют:
«Но вдруг пришла лягушка, но вдруг пришла лягушка. Прожорливое брюшко и съела кузнеца. Представьте себе представьте себе прожорливое брюшко. Представьте себе представьте себе, и съела кузнеца».
– Вы же вчера мне русским языком говорили. – Удивилась я. – Если есть дети, желающие учиться в спецшколе, приводите.