Кузницы Марса. Трилогия
Шрифт:
Играла тихая музыка, Баллада о солдате Томе, грустная народная мелодия древних дней, история об умирающем солдате Пятисот Миров, развлекавшего симпатичную медсестру рассказами о красотах родного мира, который он больше никогда не увидит. Робауту нравились гордость и мечтательно-грустные образы в песне, хотя её редко играли в последнее время. Слишком многие считали дурным тоном петь о былой славе Калта, но Робаут не соглашался с подобной чушью. Это была прекрасная мелодия, и ему нравилось слушать, каким был синий мир, пока предательство не опустошило его.
Каюта Робаута выглядела аскетично, мало что указывало на то,
Она весь день держалась отчуждённо, и он знал почему.
Его блестящая служба в Иакской оборонной ауксилии подходила к концу, но вместо того, чтобы повесить ружьё на стену и занять должность в одном из лучших аграрных коллективов он направил послужной список в манифольд Флота. Он сказал Катен, что это не более чем праздное любопытство, желание увидеть, каким станет ответ, но не прошло и месяца, как вербовщик Флота прилетел на Иакс и стал настойчиво убеждать его принять должность младшего офицера на борту имперского боевого корабля.
Он сказал вербовщику, что ему потребуется некоторое время и тот не стал вдаваться в подробности с сухой усмешкой, которая сказала Робауту, что он уже много раз слышал это и готов подождать. Их жизни с Катен продолжались, но каждый в глубине души знал, что Робаут покинет Иакс на следующем солнцестоянии с верфями Флота на Макрагге. Она остановила пиктографа и, хотя он предлагал сняться им вместе, Катен настояла на отдельном портрете.
Сейчас он понимал почему.
Она вышла замуж за хорошего человека из старинного рода, который мог проследить происхождение до самой Первой Высадки и по слухам несколько его отпрысков служили в рядах Ультрадесанта. Робаут надеялся, что это правда и она счастлива. Он надеялся, что у неё сильные сыновья и красивые дочери и что она не слишком горевала по его смерти.
Новости о гибели “Наставника” не могли не достигнуть Иакса, большая часть его внутренней фурнитуры и отделки была изготовлена из хорошей иаксийской древесины. Флот зарегистрировал “Наставник” уничтоженным неизвестным кораблём Вечного врага и пропавшим со всем экипажем. Но это была только половина истории.
Робаут не хотел вспоминать, как пил ледяную воду с металлическим привкусом, капавшую в последнем содержавшем кислород отсеке на разрушенном мостике, и как пришлось слизывать с надпалубных надстроек замёрзшую плесень, оставшуюся единственным источником пищи. Такое лучше поскорее забыть, и астронавигационный компас остался единственным сувениром о службе на “Наставнике”. Взять что-то ещё было слишком
Он постучал по командным символам на столе, и над ярко-красным деревом появилась гололитическая панель из дымчатого стекла. Мимо прокручивались направления курса, расход топлива и кривые параболы пространственного отношения, пока инфомашины “Ренарда” передавали информацию из модулей топографов и входящие данные комплексов ауспиков “Сперанцы”. Он изучал поток информации, позволив улучшениям в вычислительных центрах мозга обрабатывать данные не используя префронтальную часть. Его природные способности уроженца Ультрамара обеспечили быстрое продвижение в командных рядах Флота, что привело к вживлению нескольких мозговых имплантатов, которые всецело и неоднократно доказывали свою ценность, как в космосе, так и на суше.
– Кто-бы ни проложил курс, он разбирается в звёздах, – произнёс Робаут, экстраполируя промежуточные пункты маршрута в следующих нескольких секторах, где они выпрыгнут из варпа, чтобы сверить координаты, прежде чем направиться в Шрам Ореола на галактической границе. Пальцы капитана порхали над спроектированным курсом, что-то увеличивая, что-то пропуская и изучая области особенно искусного гексаматического вычисления. Большая часть оказалась за пределами его ограниченного понимания столь тайных многомерных подсчётов, но он знал достаточно, чтобы признать тонкую работу.
Робаут открыл цельный ящичек в столе сложным тактильным жестом и прошептал приказ на языке, который его человеческое горло едва сумело воспроизвести. Внутри находился украшенный золотой гравировкой диск памяти из приводного маяка спасательной капсулы. Он изучил данные, закодированные в решётчатой структуре диска на дискретном терминале, хотя большая их часть оказалась почти бесполезна без ссылок на исходные значения астрономической географии за пределами Шрама Ореола. Оставалось надеяться, что как только они окажутся на противоположной стороне Шрама, то смогут найти эти точки координат.
Даже учитывая, что терминал, на котором он просматривал данные, не был связан с главными логическими машинами корабля, он отформатировал его ещё перед выходом на орбиту Джоуры, прекрасно понимая, что Котов попытается покопаться в памяти “Ренарда”, как только поймёт, что сделал Робаут.
Конечно же, магос Павелька позже нашла доказательства тонкого, но всеобъемлющего несанкционированного доступа в когитаторы судна, глубокого проникновения, которое затронуло каждую систему в поисках недостающих данных. Это вызвало у Робаута усмешку. Словно он небрежен в дисциплине данных!
Приятный звон донёсся из стола, как если бы ножом слегка постучали по бокалу, и он очистил информацию о курсе резким движением руки. Мигавшая вокс-иконка с символом командования Кадии появилась в углу дымчатого стекла, и Робаут усмехнулся, уже ожидая звонка из штаба полковника.
Он коснулся экрана, и появилось изображение серьёзного мужчины, по-юношески красивого, но поджарого, как волк, напомнив Робауту, что даже штабные офицеры кадианского полка были отлично обученными и проверенными в бою солдатами. Он узнал человека, которого видел в Адамантиевом Кивории, это оказался один из адъютантов полковника, но не смог вспомнить представили ли их друг другу. Чёткость изображения была непревзойдённой, Робаут подозревал, что благодаря великолепному вокс-оборудованию на борту “Сперанцы”.