Квадрат для покойников
Шрифт:
Когда я подошел к дому, зажглись фонари. Стало прохладно – августовские ночи холодные.
Во дворе ко мне подошел Джорж.
– Куда же вы делись? Я волновался.
– Да я, наверное, не в ту щель вылез, – сказал я, пожав плечами.
– Уезжать вам нужно, – угрюмо сказал негритенок. – Вы что не заметили, что ваша комната на гроб похожа?
– Кажется, есть что-то, – признался я, содрогнувшись. – Но при чем здесь…
– У нас в доме всех поселившихся в ней так и называют "гробосъемщики", а тетя Катя, – он
– Что же в ней ужасного такого? – спросил я, через силу улыбнувшись. Весело мне не было.
– А вы что, не знали, что в ней все умирают? – вдруг сказал он, выпучив на меня глаза.
– Как это умирают? – я вытер мгновенно проступивший на лбу пот.
– Очень просто. Все.
– Ты говори толком. Когда, отчего умирали?
– Да я и говорю: все умирают… И вы умрете. У кого хотите во дворе спросите. Всякий скажет. Как кто в гроб поселится, недельку поживет – и нет его, тащат его в дом с голубой каемочкой… А вы слышали, Ленинца-Ваньку-то в коммунистическую партию приняли. Раньше никак не хотели, говорили, что дураков им не надо. А теперь вот приняли и партбилет выдали. Он загордился – жуть. Вона, как марширует… Дун-дук!
– Да погоди ты про билет, – перебил я Джоржа. – Почему умирают-то? Что, их убивает кто-нибудь? Мне было нехорошо.
– Может и убивает. Я-то почем знаю? Но как кто поселится, так через неделю в дом с голубой каемочкой переезжает. Тетя Катя говорит, что заговор на ней…
– А что это за дом с каемочкой какой-то?
– Вы что, не знаете? – вскинул брови негритенок. – Это морг, он на нашей улице находится, на другой стороне через дорогу. Морг – это дом с голубой каемочкой. Мертвяков всех в этот дом свозят… Вы же сегодня смотрели в окошко… Ну я пошел, а то мамка заругает.
– Погоди. А что же мне теперь делать? – развел я руками.
– Не знаю. Я вас предупредил. Вы сколько дней гроб-то снимаете?
– Да третий… вроде. А что?
– Ну раз три дня, то ничего. Мрут через неделю.
– Подожди, а может их этот… Казимир Эсстерлис… того, убивает?
– Насчет того, что убивает, не знаю. А вот оживляет, точно.
– Как оживляет?!! – воскликнул я, наклоняясь к негритенку.
– Джорж!! А ну, иди сюда сию секунду!
Из окна махала Мария Петровна.
– Иду, мама!!
Джорж повернулся:
– Ну я пойду, а то влетит.
– Так как он покойников-то оживляет? – схватил я его за руку.
– Пойду я.
– Так как оживляет-то?
– Влетит мне. Пойду я.
Джорж вырвал руку и побежал к своей парадной. "Оживляет покойников, оживляет покойников… – крутилось у меня в мозгу, когда я поднимался по лестнице. – Да ну, ерунда какая-то, мистика. Как можно покойников оживлять? Чушь!.. Но все равно, теперь нужно быть осмотрительнее. Мало ли что".
Я открыл дверь и, не зажигая света, прошел к своей комнате, по пути никого не встретив. Постоял недолго, прислушиваясь к тишине квартиры: в кухне из крана капала вода, где-то прокуковала механическая кукушка… как можно тише я открыл ключом замок, вошел в комнату и, затворив дверь, зажег свет.
"Теперь нужно быть начеку, – размышлял я, обводя комнату взглядом. – Оживляет он покойников или людей в покойников обращает, это уже не имеет значения. Главное – докопаться до истины". Мне показалось, что в прихожей хлопнула дверь, я опустился на колени и прильнул к скважине ухом. Но нет, там было тихо.
Я встал, выключил свет и на цыпочках подошел к окну. Проведя несколько минут в созерцании безлюдной улицы, я включил настольную лампу и сел на диван. Некоторое время я просидел без движения, прислушиваясь, и вдруг ощутил легкое беспокойство. Так у меня бывало всегда перед тем, как я брался писать. Мне вдруг непреодолимо захотелось продолжить свой роман. Написать хотя бы немного, хоть главку, хоть полглавки…
Я прикрыл настольную лампу папкой для бумаг, так, чтобы свет не падал на дверь, и сел писать роман.
Глава 11
Владимир Иванович жил замкнуто. Единственный его друг Собиратель после заутреннего посещения со старинной золотой монетой не показывался, а сам Владимир Иванович в гости к нему не ходил. Опасаясь грабителей, Собиратель даже его не пускал на порог, а только подозрительно следил за ним в глазок и беседу вел через дверь. Поэтому дружили они только в квартире Владимира Ивановича.
Владимир Иванович вел жизнь однообразную и по государственной работе тосковал – особенно сегодня, в пасмурное утро – к тому же спал он неважно.
Владимир Иванович бродил по комнате и дела себе не находил. В дверь постучали. Вошел Валентин.
– Вот, я вам журнальчик принес, как просили, – сказал он и, положив журнал на стол, вышел вон из комнаты.
Полистав журнал, Владимир Иванович нашел, что искал – "Песнь о неразделенной любви", поэма.
Валентин писал стихи только на тему неразделенной любви, иногда их печатали в журналах, и Валентин этим гордился. Романтически настроенные девочки-пэтэушницы присылали ему письма-исповеди, советовались, как жить, "если ты любишь, а тебя нет".
"Дорогая Леночка, – писал в ответах пэтэушницам Валентин. – Представь, что я не известный поэт, а твоя закадычная подружка по имени Валя и хочу посплетничать с тобой… Уж поверь мне, я знаю, что такое неразделенная любовь. Ах, мужчины, мужчины! Если бы они могли понять разбитое любовью сердце…" и так далее.
И было у Вали по всей стране множество подружек. В письмах они жаловались ему на свою бабью долю, а он им – на свою.
Владимиру Ивановичу в школе хоть и привили полное отвращение к поэзии, но Валентина он через силу читал – сосед все ж таки.