Квадраты шахматного города
Шрифт:
Теперь когда дело сделано, найдутся подражатели. Секрет — специальные знания.
Я вспомнил об одном из своих предшественников по специальности. Ему принадлежал первый крупный успех в своей области: перед ним стояла задача улучшить сообщение между этажами небоскреба, в вестибюле которого люди постоянно толпились в ожидании лифтов.
Он изучил обстановку и предложил установить в холле справочный стол. Входившие в здание посетители замедляли движение и либо сразу шли к справочному столу, либо делали это после некоторых колебаний. В результате ритм движения изменился
Я мог бы попробовать другое. В Южной Африке ненависть, порожденная апартеидом, бурлит не только на поверхности. Предположим, я спроектировал бы центральную пересадочную станцию таким образом, что два сегрегированных потока пассажиров — белых и черных — сталкивались бы друг с другом или пересекали друг другу дорогу. Умело оценив накапливающееся раздражение, можно сделать так, что в какой-то особенно жаркий день, когда возбужденные и усталые люди будут возвращаться после работы, оно станет непреодолимым. Достаточно одному человеку толкнуть другого, оказаться сбитым — и пожалуйста вам взрыв!
Если критические точки очевидны, их замечают при планировании и требуют изменений. Но кому придет в голову, что такие факторы могут быть заложены сознательно?
И здесь, в Сьюдад-де-Вадосе, многое могли обнаружить при планировании города. Конечно, они не располагали достаточной информацией. Кто знал, что Фернандо Сигейрас окажется упрямым и настойчивым, как мул, или что Фелипе Мендоса получит известность не только у себя на родине и в испаноязычных странах, по и во всем мире, или что судья Ромеро впадет в маразм? Но вот что лишенные воды крестьяне хлынут в город, они могли предположить, как могли бы учесть и возможность ревностного отношения местных жителей к пришельцам. Можно было бы догадаться еще и о многих других вещах. Нет, не догадаться. Додуматься. Но создатели города — увы! — пренебрегли этим.
И вот теперь призвали меня с моими знаниями и использовали, как им было нужно. Заставили ходить, как пешку на шахматной доске.
Я увидел большую толпу и только тут сообразил, куда меня занесло. Каким-то образом я вышел на Пласа-дель-Оэсте и стоял теперь перед городским спортивным залом. Афиши гласили, что сегодня вечером состоятся финальные игры регионального шахматного турнира Сьюдад-де-Вадоса. Играет Пабло Гарсиа.
Я понял, что собравшихся привело сюда отсутствие телевидения.
Поддавшись порыву, я пробился через толпу к кассе. В вестибюле было полно народу, люди спешили занять свои места. Молоденькая кассирша с улыбкой покачала головой.
— Сеньор, вы, очевидно, приезжий, — сказала она не без самодовольства. — Иначе вы бы знали, что все билеты проданы, как обычно, еще два дня назад.
Она отвернулась, чтобы выдать кому-то заказанные билеты. Я направился к выходу, так и не поняв, зачем мне понадобилось сюда заходить, тем более что перспектива сидеть весь вечер и наблюдать за шахматной партией меня вовсе не привлекала.
Я с трудом спустился по лестнице из-за валивших навстречу мне болельщиков.
Внезапно на улице послышалась сирена. Словно из-под земли появились полицейские, которые стали оттеснять толпу, освобождая проход к залу. Я оказался у возникшего людского коридора, и в это время подъехала машина президента.
Подвижный маленький человек в вечернем костюме — возможно, директор спортивного комплекса — и полная женщина с официальным значком шахматной федерации приветствовали появившихся из машин Вадоса и его жену. Улыбаясь и кивая в ответ на аплодисменты собравшихся, они направились ко входу.
Проходя мимо, Вадос заметил меня.
— Сеньор Хаклют! — произнес он, останавливаясь. — Вам не повезло с билетом?
Я признался, что это действительно так.
— Но это неважно, — добавил я. — Тем более что я оказался здесь случайно…
— Нет, очень важно! — с воодушевлением воскликнул Вадос. — Мне доложили, что ваша работа закончена и вы скоро покинете нас. Немыслимо уехать, не повидав игру, которая занимает в нашей жизни столь важное место!
Он повернулся к сопровождавшему его подвижному человеку.
— Поместите еще одно кресло в президентскую ложу! — скомандовал он. — Сеньор Хаклют — мой гость.
Я проклял про себя его любезность, но, пробормотав слова благодарности, направился следом за ним.
Из просторной ложи отлично были видны четыре стола, на которых шла игра. Но я сразу же почувствовал себя тут лишним — кроме Вадоса с женой и полной женщины, которая оказалась секретарем шахматной федерации города, здесь уже сидел Диас.
Он встал пожать руку Вадосу, и фотовспышка осветила этот впечатляющий момент. Взрыв аплодисментов прокатился по переполненному залу; зазвучал записанный на пленку национальный гимн.
Гроссмейстеры, которые дошли до финала, заняли свои места. Улыбающийся Гарсиа раскланялся и был награжден овацией. Затем главный судья призвал к тишине, и игра началась.
Каждый сидящий в зале мог свободно следить за тем, что происходило на столах, кроме того, ходы повторялись на больших освещенных табло, расположенных по всему периметру зала. Я вспомнил, что видел такие же табло перед входом, но не понял тогда их предназначения.
Некоторое время я старательно делал вид, что мне весьма интересно присутствовать на матче. Но когда за шахматными досками воцарилось тяжелое раздумье, мне стало совсем скучно.
Я украдкой взглянул на сеньору Вадос. Лицо ее выражало только спокойствие, и я решил, что она в совершенстве овладела искусством светской жизни.
Посмотрел я и на Диаса. Надо думать, он должен испытывать некоторое напряжение в присутствии президента после того, как отменил его указание, данное Энжерсу. И действительно, я заметил, как играли мышцы на его больших руках и время от времени он косил глаза на Вадоса.
Сам же Вадос казался полностью погруженным в игру.
Всплеск аплодисментов, которые служители не смогли остановить, и тут же возмущенное шипение. Я заметил, как Гарсиа с удовлетворением выпрямился в кресле, а его партнер буквально стал чесаться от волнения. Коварный ход, надо полагать. Но аудитория интересовала меня больше, чем игра. Кто они — эти любители шахмат?