Квалиа

– Арсений Попов! – озвучил кладовщик, здоровенный бородатый мужик, обладатель ровного мягкого баса.

– Да, это я, – сказал Сеня, протягивая паспорт.

– Не надо, – в глазах рабочего мелькнуло узнавание. – Видел вас в "Добром утре". Вы тот самый Попов, который изобрёл, как её, эту… Квалию?

– Квaлиа, – вежливо поправил Сеня. – Прибор для полного взаимопонимания.

– Ну да, – сказано было нарочито скептически.

– Что ж, чтобы прийти к взаимопониманию прямо сейчас, мой прибор нам, слава богу, не потребуется… Да?

Кладовщик

– Можно мне забрать реагенты? – теряя терпение, спросил Сеня. – Побыстрее, пожалуйста. Мне давно пора домой.

Мужчина поднял брови, будто смотрит на что-то диковинное, покачал головой и исчез среди полок. Скоро он вернулся, неся в руках нужные коробки.

– Вот здесь всё, что в списке.

– Хорошо.

– Можно задать вам нескромный вопрос? – вдруг спросил кладовщик, что-то отмечая в планшете.

– А можно ответить вопросом на вопрос?

– Валяйте.

Сеня склонил голову, как делает всегда, когда указывает людям на их нелогичность или иной более лёгкий порок:

– Если я спрошу – насколько нескромный вопрос вы хотите задать – то вы сразу же зададите его или всё-таки попробуете сначала мягко выразить направление своей мысли, чтобы потом по моей реакции понять, следует ли поднимать озвученную тему?

Казалось, в сгустившемся от столкновения двух реальностей воздухе можно было вешать ложку.

– Мне говорили, что вы мудак, а я всё никак не мог взять в толк, о чём это они…

Пришло время Сени хмуриться:

– Простите, что вы сказали?

Кладовщик облокотился на обе руки, подвинулся поближе к Сене и сказал:

– Добрые люди говорят, что вы – мудак. Не потрудитесь ли вы доказать мне обратное, ответив на нескромный, можно сказать, личный вопрос?

Сеня сглотнул. "Что ещё за добрые люди, Ницше их подери?!", – подумал он, но всё же не смог сказать "нет".

– Что за вопрос?

– Вы с женой свой аппарат когда-нибудь пробовали?

– Что? Нет!

– Боитесь?

– Чего мне бояться? Мы с женой любим друг друга!

Кладовщик сделал понимающий вид.

– Вот и проверьте! Вы же учёные всегда так делаете? Будет вам приключение! – сказал он и рассмеялся громко и с большим удовольствием.

– Не ваше дело! – вяло запротестовал Сеня. Было что-то в этом человеке обескураживающее.

– Да я же не со зла, господи! – подняв правую руку перед собой, сказал мужчина. – Просто я был женат. Трижды! И застрелите меня, если я не хотел бы знать, что было в головах у этих… женщин, – сказав это, он с неподдельным удивлением стал разглядывать голый безымянный палец. – Как он, этот ваш аппарат вообще работает? Я вас, кстати, не отвлекаю?

Сеня не любил такие ситуации. Хуже всего – быть обязанным человеку за банальное дружелюбие. Что ему от меня надо, этому типу? Сначала лезет ко мне в личную жизнь, смотрит на меня как на говно, а теперь окатит контрастным душем – одной рукой похвалит, а другой ударит? Да пошёл он!

– Отвлекаете, – сказал Сеня. – Я уже сказал вам, что тороплюсь домой. Не будем тратить время впустую, и пусть каждый займётся задачами, которые ему по силам. До свидания.

Он вернулся в лабораторию, где подготовил всё для завтрашней работы, а затем наконец-то вышел на улицу и сделал очень глубокий вдох. Дома его ждала вечно отстранённая Мальвина, и он хотел лишь поскорее запереться в своём кабинете и проспать без снов до утра, чтобы вернуться к работе. В другое время он бы пожаловался на это хамло со склада, но нынче разум Сени был поглощён его последним изобретением – биосемантическим синхронизатором, или Квалиа, как называл его он сам. Этот прибор позволял проникать в самую суть организации категорий в голове другого человека.

"С помощью него люди действительно заговорят на одном языке!" – думал сорокалетний изобретатель, подходя к двери съемной квартиры.

– Привет, кот учёный.

Мальвина приготовила ужин и теперь прихорашивалась. Сегодня она собирается в кино с подругой. Сеня не обращает на неё никакого внимания, он ест, не чувствуя вкуса, размышляя о своей чудо-машине для взаимопонимания, отвлекаясь иногда на паскуду-кладовщика, никак не желавшего покидать его психику.

Насытившись, он-таки льнёт к Мальвине и пытается её обнять, но она отстраняется.

– Не надо, у меня…

– Что? – спрашивает он.

– Маникюр! – говорит она, показывая ему свои неестественно длинные ногти.

– Как маникюр мешает принять мои объятья?

– Давай ты не будешь строить из себя жертву домашнего насилия, ладно? – поняв, что это было грубовато, она делает вид, что не имела в виду ничего личного.

У него неприятно ухает в груди. Каждый раз, когда она отвергает его нежность или доброе намерение, от него будто откусывают кусок. Я уменьшаюсь рядом с ней? Почему она просто…

– Ты правда не понимаешь, почему это меня задевает?

– Что – это? – спрашивает Мальвина, состроив гримасу осуждения.

– Что ты… Что я… Что мы…

Мальвина громко смеётся ему в лицо.

– Ну ты прирождённый оратор! Ты хотя бы спасибо сказал за ужин. Я к тебе кухаркой не нанималась, понял?

Он испытывает стыд – не из-за того, что говорит она, а потому что сам не мог подобрать нужных слов… Он трус? Или она – дура? Мы живём вместе уже полтора года, но с самого начала это было её идеей. Почему она всё ещё со мной?

– Мальвина, не хотела бы ты принять участие в научном эксперименте? Завтра!

Вечером лаборатория пустовала – только охранник на первом этаже смотрел передачи по кабельному.

– Мальвина Степанна, – плотный усатый мужчина сопроводил приветствие учтивым кивком.

– Привет, Морозик!

Охранник нисколько не удивился, когда Сеня привёл Мальвину в нерабочее время. В отделе часто проходили популярные лекции, и иногда подготовительная работа велась даже по ночам. Попов славился преданностью любимому делу, а Мальвина любила контроль и не любила оставаться дома одна. Она много раз бывала здесь и знала всех его сотрудников, а также и их родню. Иногда Сене казалось, что она даже заигрывает с некоторыми из них, но он предпочитал этого не замечать. Беспокойство такого рода могло лишить его сна, а без сна совершенно невозможно работать!