Квант безумия
Шрифт:
Называется, спасибо за заботу. Ну, и как теперь это есть? Хоть бы подсказали.
Роман подобрался на коленках к миске, примерился и так, и этак… Получалось, что есть и пить он мог только с колен, сгибаясь к полу в три погибели. Хотя гибкости Роману хватало, чтобы принимать пищу таким манером – не зря добрых полтора часа посвятил гимнастике, – но было уж очень пакостно на душе. Более унизительного положения и придумать нельзя. Могли бы уж покормить, если руки освободить боятся.
Но пища и вода были сейчас очень кстати. Последний раз он ел еще в начале ночи, да и едой его скудные перекусы
Однако ситуация требовала не только физической, но и психологической гибкости. Силы никогда не помешают – даже для того, чтобы достойно встретить смерть, надо крепко стоять на ногах. А питаться воздухом человек, увы, пока не научился.
Поэтому Роман, отбросив на время гордость, сел на коленях как можно ниже и подобно аисту начал клевать носом вниз, откусывая хлеб и втягивая губами воду. Совершенствуясь в навыках на ходу, он даже лег на пол рядом с миской и, опираясь на плечо, не без удобства допил до капли воду и доел до крошки всю горбушку.
Потом снова занял прежнее положение у стены, надеясь, что на этот раз ему удастся вздремнуть.
И снова ему помешали. Теперь он услышал рев двигателя, но уже не самолетного. Приближался какой-то мощный автомобиль, судя по звуку, армейский вездеход. Этот же автомобиль уехал после того, как Сом освободил его от пут. И вот он возвращается.
Рев двигателя уже слышался совсем близко – и вдруг смолк. Роман понял: приехали по его душу.
И точно, спустя минуту дверь камеры распахнулась.
– Выходи, – приказал ему кто-то, невидимый на фоне слепящего дверного проема.
Роман поднялся и, щурясь, медленно вышел наружу. Его сразу окружили плотной группой вооруженные парни, повели к стоящему поблизости вездеходу. Роман ступал неуверенно, заметно пошатываясь, словно все еще не совсем пришел в себя. Он не хотел, чтобы Сом и его люди догадались о его вполне восстановленной физической форме. Зачем? Пусть думают, что он все еще очень слаб. Ведь ночью его дважды огрели прикладом по голове, затем он долго был туго связан по рукам и ногам, да еще висел вниз головой… Кто же после всего этого будет хорошо себя чувствовать? Вот он и не чувствовал. Хотя, кроме незначительной боли в затылке – там, наверное, была изрядная шишка, – он никакого другого серьезного ущерба в себе не находил. А съеденный с водой хлебушек и вовсе бодрил приятной тяжестью в желудке.
Как Роман и предполагал, содержали его в небольшом строении – не то гараж, не то сарай – на территории, обнесенной по квадратному периметру колючей проволокой. Это был полевой склад горюче-смазочных веществ.
В отдалении виднелся лес. Где-то за этим лесом слышался гул взлетающих самолетов. Ага, значит, аэродром в той стороне. Роман машинально запомнил направление. Вряд ли это ему пригодится, но натуру, как говорится, не изменишь. Да и отвлекало такое наблюдение от муторных мыслей, не позволяло поддаваться панике и поддерживало психику в рабочем тонусе. Пока ты жив – ты еще не мертв, а потому надо думать и по возможности действовать.
Сом стоял возле кабины вездехода, высокий, плечистый, ладный в своем
Вот за это Роман и недолюбливал крутых парней из армейского спецназа. Подготовлены они были прекрасно, знали, помимо чисто воинских дисциплин, и психологию, и философию, и физику, и математику, и массу всяких других премудростей – в этом смысле их натаскивали идеально. Единственное, что из них не могли вытравить, как ни старались, это бьющего в глаза пренебрежения ко всем, кто был не спецназ. «Лучше нас – только мы», вот их главный лозунг, и как ни вбивали им в головы, что противника нельзя недооценивать, кем бы он ни был, – все равно в глубине души каждый из них считал, что спецназовец – верх воинского совершенства.
Вот на этой туповатой самоуверенности Роман и решил сыграть, медленно приближаясь к Сому.
Но тот, окинув Романа взглядом, приказал посадить его в вездеход и сел в кабину, так ничего ему и не сказав.
Они ехали примерно с полчаса, сначала по полю, где не было даже намека на дорогу, затем лесом, сокрушая мелкие кусты и деревца. Роману не мешали поглядывать в окно и не завязывали глаза. Он понял, что вездеход идет туда, где произойдет развязка. Поэтому Сом не считает нужным скрывать от него дорогу. Он просто уверен, что Роману назад не вернуться…
И вот они приехали и вышли из вездехода. Роман, босой, безоружный и совершенно одинокий, и свора крепких, обвешанных оружием парней, – профессиональных, отлично обученных убийц.
Они находились на длинной поляне, плавно сходящей с небольшого взгорья, на котором рос густой сосновый лес. Внизу, с другой стороны поляны, начинался несколько другой лес, из деревьев помельче. И стояли там деревья довольно редко, так что далеко было видать скудную каменистую почву. По поляне гулял резкий ветерок, заставлял Романа ежиться от холода. Гул идущих на взлет самолетов здесь был почти не слышен. Лишь если они пролетали где-то поблизости, доносился звук их мощных турбин.
Роман равнодушно стоял там, где вышел из вездехода. Не то чтобы сломленный окончательно человек, но, конечно, совсем не орел, которого можно опасаться. Тем не менее наручники с него снимать не торопились. Люди были опытные, толк в таких делах знали. А может, и снимать не собираются? Застрелят в этом глухом леске – да и вся недолга.
– Ну, что молчишь? – спросил Сом. – Спроси что-нибудь, не стесняйся.
– О чем? – медлительно произнес Роман.
– О том, например, зачем мы тебя сюда привезли.
Роман повел вокруг потухшим взглядом, слабо пожал плечами:
– Привезли, значит, надо.
– Резонно, – усмехнулся Сом.
Роман отвел от него глаза и снова замолчал.
– В игры любишь играть? – снова спросил Сом.
– Смотря в какие, – заметил Роман. – Здесь все равно таких нет…
– А может, найдем? – подмигнул Сом.
Роман недоумевающе посмотрел на него.
– Предлагаю тебе выбор: либо получаешь пулю в лоб сразу, либо – позже. Что выбираешь?
– О чем ты, капитан? Не пойму что-то…