Квантовая теория любви

Шейнман Дэнни

В голове у Лео мелькают дикие картинки из фильмов ужасов.

Карлос выключает фары. В темноте виден прямоугольник — дверь пирамиды открыта. Внутри мерцают свечи. Электрического освещения, похоже, нет.

Они заносят Элени. В здании сыро и для помещения без холодильной установки до странности зябко. В морге пять бетонных столов, на одном лежит труп старика. Окон нет. От запаха хлорки и гниющей плоти Лео начинает мутить. На сером каменном потолке пляшут тени.

Элени кладут на стол посередине.

— Здесь не место для нее, — отчаянно кричит Лео. — Это какой-то застенок.

Голос его множится эхом. Тени словно отвечают ему.

— Вам лучше уехать, сеньор, — говорит Карлос.

Лео берет Элени за ледяную

руку и плачет навзрыд. Морг наполняется неясным издевательским ропотом. Лео уже не хочет жить ради нее. Умереть и быть вместе с ней, больше ему ничего не надо.

— Она на небесах, сеньор. Ее душа покинула тело. Идемте, нам пора возвращаться в госпиталь.

— Я не покину ее. Никогда не покину.

Внезапно тянет сквозняком. Две свечи гаснут.

— Вот видите, она еще здесь.

Карлос и сторож обмениваются взглядами.

— Элени, Элени! — кричит Лео. — Не уходи!

«Элени, — отзываются стены. — Уходи… ди… ди…»

Труп старика бесстрастно взирает на них. Его кончина наверняка осталась почти незамеченной. Прожил жизнь, покойся с миром. Но Элени… Через две недели ей исполнилось бы двадцать два. Она мечтала о семье. Она любила жизнь. Девочкой Элени вечно ходила чумазая, первая прыгала в лужу, лазала по деревьям и плескалась в горных ручьях. Лео хорошо знал, что она с природой на «ты», обожал смотреть, как она рыщет по горным склонам в поисках водопада, восхищался, когда она в мае очертя голову ныряла в ледяные волны неласкового английского моря…

— Элени, Элени, вернись! — орет Лео и рвет у себя на груди рубаху.

— Надо увести его отсюда, а то как бы не рехнулся, — говорит Карлос сторожу.

Они хватают Лео за руку, но он вырывается.

— Элени, не уходи без меня!

«Элени… без меня», — насмешничают тени.

Карлос обнимает Лео за талию и ведет к двери.

— Сеньор, вам пора. Вам надо отдохнуть.

— Я никогда не брошу тебя! — вопит Лео.

Гаснет еще одна свеча. Над трупом старика сгущается темнота. Отблески пламени пляшут у покойника на лице, и кажется, что он сердится.

Сторож в ужасе пятится к двери:

— Пресвятая Богородица, помилуй нас.

Лео хрипит и вырывается.

Карлос из последних сил тащит его к выходу.

— Да убирайся же отсюда, hijo de puta, [5] пока чего дурного не накликал.

Все трое вываливаются наружу.

Порыв ветра гасит свечи.

Сторож с грохотом захлопывает дверь и трясущимися руками закрывает замок.

Лео падает на траву, утыкается головой в колени и клубком катается по земле.

5

Ублюдок (исп.).

Карлос, задыхаясь, приваливается к машине.

— Господи, — пыхтит он, — забери меня подальше от этого ужасного места.

Летят минуты.

Или часы?

Лео поднимается на ноги и тихо произносит:

— Извини.

Карлос обнимает его за плечи и крепко прижимает к себе. Два совершенно посторонних человека стоят так несколько минут, пока их сердца не начинают биться ровнее.

[6]

6

Запись 83

Бабочка, которой отмерен один день, существует вечность.

Т. С. Элиот

3

Ну вот и ты. Я очень рад. Мне столько надо тебе рассказать. Подойди поближе, не стесняйся. Пододвинь стул к койке и сядь. Не бойся, я не заразный. Вытяни ноги, пусть отдохнут. Я беспокоюсь за тебя, Фишель, ты уже вон сколько дней молчишь. Мама говорит, это у тебя началось, когда меня забрали. Но ведь выпустили. Правда, со здоровьем у меня не очень, и вид… Главное, я вернулся и больше уж за мной не придут. Может, ты тоже беспокоишься из-за меня. Вы, дети, чувствуете тоньше нас, а мы обычно об этом и не подозреваем. Ты ведь знаешь, что я скоро умру, да? Ничего, мальчик мой… не хочешь говорить, молчи… никто тебя не заставляет. Признаться, когда-то я и не думал, что столько проживу на белом свете. Смерть гналась за мной не один год. Я уже привык, что она рядом, и даже перестал ее бояться. Теперь жизнь и смерть передо мной словно двое обнявшихся возлюбленных. Их не разделить. Они без ума друг от друга… Ох, извини… проклятый кашель… подай мне… плевательницу… и носовой платок… спасибо. Тебе, наверное, противно смотреть на это? Поставь обратно на стол. Я-то уже привык, мне все равно. Слушай, они забрали все… и мастерскую тоже. Но память они отобрать не в силах.

Ты устраивайся поудобнее. Представь себе тихую плавную реку, текущую через густой лес. Меж деревьев к реке сбегает тропинка. Большие камни образовали укромную заводь с тихой водой. На одном из валунов сидят, свесив в воду ноги, юноша и девушка. Ни одна живая душа не знает, где они. Это их тайное место, здесь можно подержаться за руки и поговорить по душам. Он поворачивается к ней, а она — к нему. Сердца их беспричинно колотятся. Юноша нежно берет лицо девушки в ладони и впервые в жизни целует. Губы у нее мягкие, точно зрелый персик. Завиток черных волос касается его лица, ресницы щекочут щеку. Они закрывают глаза. Лес вокруг них млеет и тает. Юноша и девушка возносятся над рекой и парят в воздухе, летний ветерок подхватывает их и мягко опускает обратно на землю.

— Я люблю тебя, — шепчет он.

— Я тебя тоже, — сладко вздыхает она.

Слова их уносит журчащая вода, они вливаются в реку побольше и плывут к морю. Память навсегда сохранит это мгновение. Поцелуй станет нерушимым обетом.

Через год тот же самый юноша опять окажется в лесу на берегу реки. Только это будет другой лес и другая река. На западном берегу занимает свои позиции австро-венгерская армия (юноша призван в ее ряды), на восточном — армия русская. Стоит август 1914 года. Войне месяц от роду. А этот юноша — я. В руке я держу письмо от девушки. От письма пахнет духами.

Оно начинается так:

Мориц, любовь моя!

Мое сердце принадлежит тебе, и ты не идешь у меня из головы…

Я сижу, привалившись спиной к мешку с песком. Того и гляди меня убьют. На фронте короткое затишье. Рядом со мной мой лучший друг Ежи Ингвер. Поодаль примостился Франц Кирали, дюжий венгерский крестьянин-батрак, грубиян и матерщинник. С другой стороны от меня расположился Петр Борислав, поляк из Кракова, мягкий и доброжелательный. Вокруг нас сотни и тысячи людей, но тебе незачем о них знать. Я и сам-то почти никого из них не помню. Да, чуть не забыл. Прямо передо мной расхаживает лейтенант Найдлейн по прозвищу Венская Колбаска. Тощий, длинный австриец. Он ждет приказа.