Квантовая теория недопоцелуев
Шрифт:
Сегодня она пишет на доске теорему, просит нас ее доказать и ходит вдоль парт, тихо предлагая советы. К концу урока я понимаю, что до завтра все успею, хотя мне надо учить физику. И когда шестеро ребят с другим основным профилем идут на следующий урок, я откладываю тетрадь и достаю свои символы адинкра.
Сильвестр Джеймс Гейтс-младший с помощью этих символов описывал отношения квантовых частиц. Я хочу использовать его модель для чего-то похожего, только в плане атомов гелия-3.
Я обсуждаю свои мысли с профессором
– Я думал проверить, над чем мы работаем для «Фронтира» в этом году. Это наши математики?
– Да, старшеклассники, – отвечает профессор Бьеста.
– Хм-м, – тянет декан Сантори, глядя на нас.
Дэвид был финалистом в том году. Значит, он уже выиграл стипендию, так что участвовать не может.
– На меня не смотрите, – говорит Янаан. – У меня химия, а не физика.
Декан Сантори бросает на меня быстрый взгляд и поворачивается к профессору Бьесте.
– Тогда я вернусь попозже и посмотрю на младших?
Значит, можно не бояться, что он будет заставлять меня участвовать.
Когда заканчивается лабораторная по кодингу, Лео уходит на футбол, обещая вернуться после ужина. Сегодня вечером мне придется позаниматься физикой (хотя, в отличие от профессора Льюиса, я ничего не имею против карьеры инженера), но сперва надо проветрить мозг.
Работа с Лео над проектом к середине семестра казалась отличной идеей. Он свободно владеет С++, довольно веселый, и у него не было напарника. Но делая это предложение, я не знал о его симпатии к Эви. Теперь-то я понял, что общий интерес не так укрепляет команду, как хотелось бы.
Сегодня из-за его частых рассеянных улыбок я вышел на долгую, медленную пробежку за стенами Ньютона. Я направляюсь к жилым кварталам, не думая о том, куда бегу и сколько займет моя пробежка.
Интерес Эви к Лео определенно вынес мне мозг. Серьез но, в какой вселенной будет логично, если она выберет кого-то другого?
Я ее лучший друг. И я ее люблю. И чуть не поцеловал ее четырнадцать раз. Я храню в памяти список недопоцелуев, и вот мои любимые:
№ 1. Нам было по тринадцать, мы играли в прятки с моими братьями. Я зажал ее у стены нашего гаража и, наверное, поцеловал бы, если бы она не поднырнула под мою руку и не убежала.
№ 4. Через год я обнимал ее во время панической атаки, пока она не перестала трястись и плакать. Я хотел собрать губами все слезинки с ее лица.
№ 7. Той зимой мы упали с санок. Закрывая глаза, я все еще вижу, как Эви смеется в снегу.
№ 11. Ей было шестнадцать; мой день рождения был через пару недель. Мы провели день на окружной ярмарке, вздрагивали при виде перекормленных свиней, ели торт «Муравейник» и тихонько высмеивали выступление фокусника. В каком-то смысле нашу поездку на колесе обозрения можно считать за семь отдельных раз.
№ 12. На мой шестнадцатый день рождения я устроил ей первую самостоятельную поездку на машине. Эви поцеловала меня в щеку, когда желала доброй ночи, но я почти успел повернуть голову.
№ 13. Нам все еще шестнадцать (это было сложное лето). Вечером перед возвращением в Ньютон она уснула, свернувшись клубочком возле меня, пока мы смотрели телевизор. Я написал матери Эви, что ее дочь останется на ночь у нас. А когда я укрывал Эви одеялом, она сонно заморгала и вздохнула. Я ушел наверх.
Так что Лео может пойти к черту со своими тайными улыбочками.
Я поворачиваю обратно к школе и вижу впереди темноволосую девушку в форме Ньютона. Бекс.
Когда я приближаюсь к ней, она поворачивается, вскрикивает и хватает меня за руку.
– Не подбегай так к женщинам сзади на улице, идиот.
– Прости, – говорю я и замедляюсь до шага. – Чем занимаешься?
– Иду со встречи с моими активистами. Мы пытаемся устроить общегородской запрет на пластиковые пакеты в магазинах.
Я ухмыляюсь. Бекс обожает свои маленькие проекты. Она пихает меня плечом.
– Не надо так снисходительно улыбаться. Когда-нибудь твои дети посмотрят в сторону океана и не увидят ничего, кроме горы пластика. Вот тогда ты пожалеешь, что не ходил со мной на эти встречи.
– Мои дети будут жить на Среднем Западе. Они никогда не увидят океан.
Некоторое время мы идем в молчании. Потом она спрашивает:
– Что планируешь делать с Лео?
Я спотыкаюсь о бордюр, но даже не пытаюсь притвориться, будто не понимаю, о чем она говорит.
– Как и всегда. Смотреть шоу. Есть попкорн. Быть рядом, чтобы расчистить путь от обломков.
– Что с тобой не так?
Я поднимаю брови.
– Ты влюблен в нее, – говорит Бекс. – Насколько я знаю, ты всегда был в нее влюблен. И все равно три года встречался со всеми девушками в Ньютоне, кроме Эви. И сейчас ты собираешься сидеть и ничего не говорить, пока она мутит с каким-то голубоглазым взъерошенным собирателем марок, любящим футбол?
– Ну, когда ты так говоришь, это звучит тупо, – отвечаю я.
Но улыбаюсь, потому что Бекс прекрасна. Однажды Эрнест Резерфорд сказал, что вся наука – это либо физика, либо коллекционирование марок, что сделало последнее скрытым оскорблением среди научников. Именно так я и буду теперь думать о Лео.
Мы возвращаемся в Ньютон, я забираюсь на одного из бетонных драконов и втаскиваю Бекс за собой.
– Послушай, как только Эви поймет, что ему нужны не только ответы на задачки по физике, она от него отвернется. Это так работает.
– Может быть, – говорит Бекс, но мне кажется, я ее не убедил. От ее сомнений мой желудок скручивает от страха. – Но почему ты никогда не стремился к большему?