Квест а, б,в, г…
Шрифт:
В порывистом поцелуе и верхней одежде рухнули на постель, не размыкая объятий, заерзали, спешно заползая под пуховые одеяла…
Ах, эти непроглядные мраки середины трещащей морозом, покалывающей снегом и льдом, январской русской зимы! Хлад и тьма на долгие версты кругом, только под одеялами и теплится жизнь. Славна ночь, если укрыться с головой, если сбежать в те оазисы любви и неги.
Жарко Бро стало почти сразу. Конечно, частично виновата неснятая одежда и сапоги, но суть эффекта совершенно в ином. О немках принято считать: холодноваты и просты в любви, как комлевые бревна 1-го сорта (в хорошем смысле этой древозаготовительной
Временами Бро не сдерживался и выл в перину и мех шубы, пытаясь заглушить свои восторги. Луиза-Фредерика оказалась опытна в любви, технична и страстна, как… Скромность в воспитании и полная занятость всех чувств и тела не позволяла двоечнику привести достойное сравнение. Он старался соответствовать уровню дамы. И получалось!
…На миг откинули необъятную и неуклюжую верхнюю перину. Холод показался чудесен, маркграфиня пылала лицом, локоны рассыпавшейся прически серебрились заоконным инеем. Богиня! Бро пытался вернуть на место закатившиеся от блаженства глаза и полюбоваться, но не очень получалось.
— Замерзнем, mein lieber! — шепнула красавица, вновь впиваясь поцелуем в губы потрясенного любовника. — Arbeiten, vorwarts!
Бро с величайшей готовностью нырнул в горячие пучины перин и возбуждений. Простыни, подушки, меха шубы, банты чулок и рубашек, обжигающая плоть, требовательные руки-ноги-пальцы-ресницы, разгоряченные упругие возвышенности и чарующие впадины кружились вихрем бесподобной карусели.
— О, das ist fantastisch!
«Они и правда так стонут?! — изумился Бро, отвечая на томные вскрики делом. 'Вот отчего бы мне иностранные языки не сдавать? Что толку от этой заумной литературы и тропов, когда и так все понятно?»
Еще бы, Луиза-Фредерика умела доходчиво объяснять, да и проверять немедленно выполненное задание, о, еще как умела! У Бро мелькнула догадка о причинах нынешнего вдовствующего состояния партнерши, но тут покойному маркграфу стоило только позавидовать — уйти из жизни столь славным обессиленным образом дано лишь редким счастливцам. Какая благородная смерть!
…— Noch nicht! Schneller! — требовала-стонала дама. — И сюда, ну же!
Да пребудет вечно живо и здорово наше Минпросвещения и люди, призвавшие ЕГЭ в нашу реальность! Чудесные мгновения, воистину — зачет!
Ах, эти губы, руки и ритмы! Бро не понимал как сдерживается, но сдерживался, ему и помогали. Не надо нам утра и перерывов!
Но тактические перерывы все же требовались. Двоечник распечатал третий 'Супер-Тюрекс".
— Ах, истинное magie! — восхищалась маркграфиня, любуясь при лунно-звездном свете сочетанием незаурядного достижения прогрессивного латексного производства и собственной близости. — Позволь я помочь?
Да кто бы запрещал такой талантливой и догадливой даме?! Бро застонал в щенячьем восторге, пара вновь нырнула в уютные недра перин и шуб. Впрочем, очень скоро стало невыносимо жарко, прекрасная маркграфиня пинками ног отбросила пуховую завесу. Бро, оказавшийся в данный момент сверху, видел запрокинутую голову партнерши, спутанную, но все равно элегантную гриву локонов, убеждался, что даме весьма и весьма хорошо, и сам пребывал в восторге. Луиза-Фредерика глянула сквозь несравненно длинные ресницы. Она явно хотела задать ключевой вопрос.
— Потом, а? Ну, пожалуйста! — взмолился Бро, пытаясь быть убедительным в каждом ритмичном и глубоком движении.
— Конечно, потом, mein baby. Ужель я не понимать? — маркграфиня запустила пальчики в волосы двоечника, одновременно повыше поднимая ноги, и эти дивные конечности в сползших чулках не оставались неподвижны.
Все прекрасное когда-то заканчивается. Бро — пусть уже и не совсем двоечник в любовном отношении — чувствовал близость границ своих возможностей, но тысяча чертей, как же это было чудесно. Любовники вновь оказались в непроницаемой африканской тьме перин, и умелые губы Луизы-Фредерики успевали везде — князь глухо повизгивал…
Стало холодно. Вот вообще, будто мигом на снег выкинули и сейчас колун в руки сунут. По спине повело чистым льдом, будто и не было на князе просторной сорочки. Кажется, одеяла, прикрывающие активно греющуюся пару, исчезли. Маркграфиня вздрогнула и выглянула из-под мужского плеча. Глаза ее распахнулись, наполнились почти детским ужасом. Луиза-Фредерика завизжала:
— … ля! Какого… Твою… гнида черная!… уйди, дьяволова уродка!
У постели стояла хозяйка дома. Глаза ее сияли… сияли ярко, но нехорошо, нездорово, как некачественные светодиоды в поддельных азиатских фонариках.
«Опять дверь не заперли» — с величайшей досадой осознал Бро.
Юная полковничиха тянула с ложа любви последнюю защиту — но маркграфиня намертво вцепилась в свою шубку.
— Пошла вон, ведьма-жаба. Сгинь, тварюга! Сгинь! Моя шуба, чертовка чертова!
— А ты мое взять вздумала, — неслышно, но очевидно шевельнулись чувственные, но выглядевшие совершенно мертвыми губы хозяйки дома.
«Ревнует» — с досадой подумал двоечник.
Полковничиха была, как здесь водится, опять же в неглиже — короткой рубашечке, белой, с воздушными полупрозрачными кружевными вставками, абсолютно не скрывающими достоинства молодой фигуры. Весьма красива. Но абсолютно непривлекательна.
…— Сгинь, морочная старуха! — визжала маркграфиня, отчаянно сражаясь за шубку. — Пошла прочь, колода гнилая!
— Действительно, сударыня, положение хозяйки дома еще не дает вам права… — попытался призвать к голосу разума князь Волков.
Полковничиха бросила шубу и потянула к нему руки — скрюченные пальцы алчно шевелились, готовя острые когти.
— Мой! Всё отдашь! — все так же безмолвно пригрозила хозяйка дома.
«Нет, не ревнует. Свое у нее на уме, чисто ведьминское», — понял Бро.
Спасшая шубу Луиза-Фредерика стремительно сунула руку под подушку, выхватила оттуда небольшой пистолет, взвела курок:
— А ну, хапни, карга тупая!
Теперь вот ведьма завизжала — опять неслышно, но уши так и резало:
— Не смей! Прокляну!
Ее волосы встали дыбом, окаймив лицо широким черным ореолом, руки необъяснимо вытянулись втрое, почти добрались жуткими когтями до живота немки, но маркграфиня успела спустить курок…
Ведьму-полковничиху отшвырнуло от постели, когти вспороли перину, во лбу ужасной красавицы появилось небольшое отверстие, по белому гладкому челу потянулась черная струйка крови. Юное лицо мгновенно исказилось, пошло морщинами, нос обвис, щеки ввалились, зубы выпятились и стали желтыми, волосы тотчас поседели и начали клочьями осыпаться на пол. Ниже — на зону неглиже вообще невозможно было смотреть. Бро понял, что весьма и весьма нескоро сможет завести интимные отношения с брюнетками подобного типа.