Квест империя. Трилогия
Шрифт:
«Маяна? – удивился кто-то в душе Лики, которая уже отвлеклась от убитого и теперь с воодушевлением рассматривала даму в парадном платье, изображенную на гобелене. – Маяна? Но их же упразднили черт знает когда! Их же еще Первый император всех выслал, или нет?»
Сразу за гобеленом с дамой в стене обнаружились высокие двери. Створки, сделанные из позолоченного резного дерева, были распахнуты, в проеме дверей, прямо на пороге лежала лицом вниз золотоволосая женщина. Она была совершенно раздета и мертва. Стрела с темно-серым оперением пробила ей основание черепа.
«Но она же не солдат! – возмутилась Лика. – Почему же ее убили?»
Ответа не было, но и эмоции Лики были слабы. Ее хватило только на легкий всплеск возмущения, и в следующую секунду, отвернувшись от мертвой женщины, Лика уже шла дальше, с любопытством рассматривая то златотканый гобелен (золото на темно-синем фоне), то изящное серебряное
«Это ведь тронный зал Йёйж!» – потрясенно поняла Лика.
Он был совсем таким, как на старинных гравюрах, хранившихся в Сияющем Чертоге большого императорского дворца в Тхолане, но он был и другим, потому что сейчас перед Ликой предстало не черно-белое изображение на выцветших от времени гравюрах, а зал, каким он был на самом деле, в ликующей роскоши своего исторического существования. Декор этого прославленного в веках архитектурного чуда был богат и изыскан. Современники не напрасно восторгались как роскошью отделки тронного зала, так и талантом архитекторов («Их было, кажется, трое?»), сумевших создать для аханских королей впечатляющий и при этом сугубо материальный символ величия и богатства. Мрамор – двадцати трех цветов и оттенков, черный базальт, граниты семи цветов и розовый туф, золоченая бронза, драгоценные и полудрагоценные камни, янтарь и нефрит, малахит и горный хрусталь, и все это не считая широко использованных в отделке резных кости и дерева, литого и чеканенного серебра и золота.
Лика замерла на месте, потрясенная открывшимся перед ней сказочным, не иначе, как из сказки пришедшим, видением. Это было как сон, как греза, как овеществленная детская мечта, и Лика утонула, растворилась в этом невероятном великолепии. Она была настолько увлечена бесчисленными чудесами, привлекавшими внимание каждое в отдельности и все вместе, что долго не замечала того, что в буквальном смысле лежало прямо перед ней. Вернее, под ее ногами. Лика стояла метра на два выше уровня тронного зала. Только сам королевский трон – изящное сооружение из слоновой кости, золота и топазов, вознесенный на пятиметровый ступенчатый постамент из пурпурного камня и находившийся на противоположном полюсе огромного вытянутого в длину овального зала, возвышался и над ней и над многоцветными мозаиками пола. От порога, где стояла Лика, вниз вела широкая пологая лестница из голубого мрамора, и там, у основания лестницы, как и в коридоре, по которому она прошла прежде, лежали тела. В сущности, весь зал был буквально завален трупами и залит кровью. Это она сейчас внезапно почувствовала запах крови, хотя прежде его совершенно не замечала. Он был густым и тяжелым, и воздух над лужами еще не высохшей крови, казалось, дрожал, как дрожит летом, в жаркий солнечный день, воздух над разогретым асфальтом. У Лики мороз по коже прошел, когда она увидела, наконец, весь этот ужас. Моментальное ощущение потрясения, страха, омерзения оказалось очень сильным. Возможно, потому что здесь, в тронном зале аханских королей, все закончилось совсем недавно. Может быть, всего несколько минут назад. И еще потому, что здесь все выглядело совсем иначе, чем в лоджиях, оставшихся за спиной Лики. Это и в самом деле была резня. Жуткое и жестокое истребление беззащитных людей. Здесь, в зале, почти не было вооруженных рыцарей, и вообще было очень мало мужчин. Большинство убитых составляли полуодетые или вовсе нагие женщины, и у Лики создалось стойкое впечатление, что всех их сначала согнали сюда со всего дворца и лишь затем убили.
Прямо около нижней ступени лицом вверх лежала женщина с необычными пепельного цвета волосами. Она была обнажена, прекрасное некогда тело покрывали резаные и колотые раны, лицо было искажено маской смертельного ужаса и непомерного страдания. Впрочем, увидеть это было не просто, потому что и лицо женщины было сплошь изрезано.
«У кого
«Они мертвые, – констатировала она. – Они все умерли, то есть их убили».
«Наверное, это сделали фашисты», – решила она затем, вспомнив непонятные, но интересные взрослые фильмы, в которых мужчины в красивой черной форме – фашисты – убивали всех хороших людей.
Лика медленно и неуверенно спустилась по лестнице. Переступила сначала через одну, а потом и через другую ногу мертвой женщины – та лежала, почему-то широко раздвинув изрезанные ноги. Обогнула одного из немногих вооруженных мужчин – в руке тот сжимал меч наподобие коры[138] или турецкого ятагана, а из груди его торчал толстый веритон,[139] и пошла дальше в глубь зала, лавируя среди тел и стараясь не ступать в кровь.
Смотреть на мертвых оказалось страшно, хотя прежде, в лоджии, она на это внимания не обратила. Но с другой стороны, лежащие вокруг тела притягивали ее взгляд, и Лика смотрела. Она даже специально рассматривала какие-то детали, которые почему-либо привлекали ее внимание, и все шла и шла между разбросанными как попало телами вперед. Куда? Зачем? Об этом она не думала.
В голове было пусто, только мелькали, по временам, какие-то непонятные ей самой слова, типа «барбилон»[140] или «скорпион»,[141] да звучавшие наподобие птичьего языка обрывки медицинских диагнозов по поводу полученных этими несчастными травм и увечий.
Незаметно для себя Лика дошла почти до самого трона и здесь впервые увидела живых людей. Первым оказался человек в черной кольчуге и железном островерхом шлеме. «Шишак, как у русских богатырей», – привычно отметил кто-то спокойный, рассудительный и все знающий внутри нее. Воин сидел прямо на верхней ступени тронного возвышения и держал на коленях небольшой каменный шар. «Где-то я его уже видела», – отстраненно подумала она, рассматривая серый, будто из песчаника выточенный шар. Мужчина был неподвижен, его голые ладони лежали на шаре, на шар смотрели его опущенные вниз глаза. Лика сначала даже подумала, что это статуя, но по лицу мужчины стекали крупные капли пота.
На Лику он внимания не обратил, хотя она давно уже торчала в зале и долго шла через него, пробираясь к трону. Однако воин на Лику не смотрел.
«И не посмотрит, – поняла она. – Меня здесь нет».
Она подошла ближе и увидела наконец еще одного живого человека. У основания трона, прямо под ногами сидящего, сгорбился стоящий на четвереньках седой человек. Вернее, он не стоял, а что-то непонятное там делал, но Лика не могла рассмотреть что. Сверху до пояса он был облачен в рыцарский доспех – Лика видела спинные пластины стального панциря, наплечники, буфы и наручи, налокотники и другие железки, скрепленные кожаными ремешками, но ниже пояса рыцарь был голым. Его длинные седые волосы белой волной лежали на отполированной до зеркального блеска броне, и Лика была удивлена и даже поражена тем, что такой «солидный мужчина», рыцарь, как Айвенго или король Артур, появился на людях «с голой попой» и еще дурачится самым неумным образом и тоже на глазах у посторонних. Во всем этом было что-то стыдное и нехорошее, такое, на что Лике, наверное, смотреть не следовало, и, постояв секунду в нерешительности, она отвернулась. Однако отвернувшись от седого рыцаря, она снова увидела весь тронный зал и поняла, что и сюда смотреть она не хочет тоже. Но куда-то же смотреть она была должна? Еще хуже было то, что Лика вдруг услышала множество разнообразных звуков, которые почему-то не слышала раньше и которые неожиданно ворвались ей в уши с невероятной силой. «Как будто включили звук». И среди этих звуков оказались два, от которых ее сразу затошнило. Она услышала остервенелое жирное жужжание множества мух («Навозные мухи!») и сразу же живо представила себе, как рои толстых отвратительных насекомых вьются над лужами теплой крови. А еще она услышала хриплое дыхание старого рыцаря, частое, с низким, похожим на львиное рычанием, рвущимся из его горла, и подумала, что он животное.
«Животное и есть!» – решила она, продолжая отчаянно бороться с подступившей к горлу тошнотой.
«Только моей блевотины здесь и не хватает, – сказала она себе грустно. – Все остальное уже есть».
И в этот самый момент старик за ее спиной коротко взревел. Это был какой-то ужасный звук, и не только потому, что был похож на рычание медведя или льва. Это был нехороший, противный звук, и Лика вздрогнула даже от неожиданности, а потом ее передернуло от отвращения. А старик выплюнул какое-то короткое слово, которое Лика услышала, но не поняла, вернее, не разобрала, и наступила тишина. Ну почти тишина, и Лике ужасно захотелось повернуться и посмотреть, что там, за ее спиной, происходит, но повернулась она не сразу – ей было страшно и противно, – а только тогда, когда рыцарь заговорил.