Квинтэссенция Кью
Шрифт:
Она закрывалась, но я не мог позволить себе такую роскошь сделать то же самое. Как бы сильно я не желал, чтобы боль ушла, — как бы ни была соблазнительна мысль о том, чтобы избавить себя от этой ужасной боли, я просто не мог уйти.
Люди надеялись на меня. Рабыни. Персонал. Бесчисленное количество работников.
Я метался по дому, черт возьми, сходя с ума от мысли, что теряю женщину, которую люблю. Новый страх зародился внутри меня — ледяной, вскрывающий раны, которые нанесла Тесс своим предательством. Тьма, которой я позволил поглотить себя без остатка, когда я искал Тесс, вернулась с удвоенной силой. Ушло
Все, чего я отчаянно желал, — это находиться как можно дальше, так далеко, чтобы она не могла видеть, как сильно сломала меня. Меня? Зверя без долбаных чувств, который находился на грани того, чтобы обернуть руки вокруг колен Тесс и молить ее, чтобы она вспомнила. Чтобы положила конец этому сумасшествию и взяла себя в руки. Она позволила оцепенению украсть свою жизнь. Сдалась на милость самой ужасной болезни.
Я видел, как такое происходило три раза. Три раза я возвращал бывших рабынь к их мужьям, и все три раза женщины улыбались и обнимали, но что-то было утрачено. Что-то важное, неповторимое. Мужья понимали все сразу. Они ощущали, что душа человека, которого они любили, была закрыта, запечатана и погружена в глубокую суть личности любимых женщин.
Я стоял рядом и испытывал жалость к беднягам, которые вновь потеряли своих жен. Как только разум достигает точки невозврата — он не ломается. Он закрывается, разделяется на уровни, пока каждая составляющая эмоций не исчезает. Пока их ужасное прошлое и все, что они пережили, не исчезает.
С самого начала Тесс была очень сильной. И сейчас она стала еще сильнее. Сильнее за счет своей отстраненности, и за счет того, что научилась таким образом отгораживаться от жизни. Она больше никогда не почувствует вновь: ни надежды, ни счастья, ни страха. Ее жизнь резко переменилась от избытка ощущений, становясь мрачной и пустой. Она не делала этого намеренно, но я заранее понимал, что тут не было надежды.
В конце концов, я видел доказательства. Три женщины, которые вернулись к своим мужьям, впоследствии развелись с ними, разрушая мужчин вновь.
Распахивая дверь под лестницей в коридоре, я спешно спустился по ступенькам и схватил кий с держателя.
— Бл***дь! — прокричал, бросая его со всей силы в стену. Он ударился об нее, как дротик, издавая громкий звук о деревянную панель. Комната отдыха была единственным местом, где я хотел находиться.
Я не желал возвращаться в дом. Я хотел создать себе укрытие там, где мог бы притвориться, что никогда не любил и не терял.
Я провел прошлую ночь в оранжерее — после того, как услышал, что Тесс решила уехать, я не мог лежать рядом с ней. Я не мог заставить себя пройти через это. Вместо этого погрузился в прерывистый сон со звуками птиц усаживающихся на насест, что окружали меня, но когда проснулся, то обнаружил, что успокоение, которое они даровали мне, было ложным.
Они были здесь только потому, что я окружил их замками и проволокой. Они не были здесь из-за меня. Они были моими пленниками.
Я больше не смотрел на каждого воробушка и не видел в них женщин, которых помог спасти. Я больше не видел удовлетворения в каждом маленьком существе, которые олицетворяли собой все то хорошее, что я сделал. Они все были насмешками, все стали Тесс. Метались по клетке в поисках выхода оттуда.
Точно так
— Je ne peux pas plus faire ca putain (рим. пер. с фр. Я больше не могу делать этого)!
Я еще никогда не был так снедаем изнутри. Я отчаянно желал освободиться от одержимости внутри себя.
Алкоголь.
Если он не мог полностью стереть мои мысли, то он бы точно помог заглушить их. В тот момент, когда я принял решение напиться до забытья, я не мог двигаться достаточно быстро.
Я перемахнул через кий, который лежал на полу и практически бросился к хрустальному бару. Распахивая двери хьюмидора, я вошел в пахнущее мускусом темное помещение, где на полках, в тени, покоились смехотворно дорогие бутылки с алкоголем. (прим.пер. хьюмидор — ящик, шкатулка (шкаф или комната) для хранения сигар, алкогольных изделий. Главной задачей хьюмидора является поддержание уровня влажности на уровне 68 —72 %)
Выходя на свет, я смахнул пыль с единственной бутылки чистосолодового виски из коллекции Macallan Fine & Rare. Если бы я продал эту бутылку, то мог бы, возможно, поиметь примерно до десяти тысяч евро с какого-нибудь идиота-коллекционера. Что ж хреново для них, я намеревался выпить целую бутылку больше в лечебных целях, чем для удовольствия.
Я не стал запариваться насчет стакана. Как и не стал заморачиваться над тем, чтобы смаковать глотки и неспешно потягивать. Я сорвал крышку и начал глотать.
Обжигающее ощущение заструилось вниз по горлу, опускаясь в мой пустой желудок, облизывая его алкогольным пламенем.
Я застонал, когда еще один глоток присоединился к адскому пламени, пока я не ощутил, что мой желудок грозит взорваться.
Я сделал еще четыре глотка, прежде чем мне пришлось остановиться, чтобы суметь восстановить дыхание. Мои гребаные глаза увлажнились, как у какого-то новичка в алкогольных утехах, и комнату уже начало заволакивать коричнево-красноватым туманом.
Моя надежда на сон существовала в поглощении всей долбаной бутылки. Может, тогда я смогу забыться сном, и когда проснусь, Тесс уже не будет здесь.
«Тесс собирается уехать. Сделай же что-нибудь! Прекрати ныть!»
Она уже приняла решение. Я сделал все возможное, что было в моих силах, и она все равно не хотела меня. Раньше я мог вынести много всего, до того, как превратился из нежного любовника, который хотел исцелить ее, в мужчину, который отчаянно хотел выбить из нее все дерьмо, потому что она так сильно ранила меня.
Направляясь в угол комнаты, я сел и уперся руками в колени. Тяжелая бутылка свисала с моих пальцев, и в те нечастые мгновения, когда я двигался, делал это только для того, чтобы наполнить бушующим огнем желудок.
***
— Кью? Мерсер? Где ты, черт бы тебя побрал?
До меня донесся голос через дымку пьяного забытья. Я замер. Кто бы это ни был, я не хотел, чтобы он нашел меня. Пусть проваливает. Оставит меня в покое.
— Я чувствую убийственный запах алкоголя, поэтому точно знаю, что ты где-то здесь, — пробормотал Фредерик, когда обогнул стол для бильярда, чтобы найти меня сидящим в скрюченном положении у стены. Стена была наиболее комфортным местом, чтобы двигаться куда-то еще. Я пребывал в теплом, комфортном и онемевшем состоянии.