Младший научный сотрудник 3
Шрифт:
Глава 1
Сентябрь 82 года, психоневрологический диспансер №2
— Пётр Петрович? — спросил этот гражданин с чугунной какой-то физиономией.
— Точно, — ответил я, — и не надо меня за руку держать, никуда я не денусь.
Гражданин неуловимым движением раскрыл перед моим носом корочки удостоверения и тут же спрятал его обратно.
— Вам придётся проехать с нами.
— Куда? — наивно спросил я, не ожидая ничего конкретного в ответ.
— Там увидишь, — зловеще пообещал гражданин
Я вздохнул и залез на заднее сиденье, этот чугунный мужик сел рядом, а водила, очень похожий на этого первого, рванул с места по Заводскому шоссе. А привезли меня, как это ни странно, не в заведение на Малой Воробьевской улице, как я ожидал, а совсем даже к родному институту, но не остановились у входа, а завернули на параллельную Литвинова.
— Выходи, — сказал первый, открыв дверь жигулёнка, — руки назад и пошёл в эту дверь.
Дверь оказалась до боли знакомой — не так давно мы с Аскольдом тут джинсы себе выбирали. Да-да, это был задний вход психо-неврологического диспансера номер два. Внутри меня встретили два дюжих санитара (не те, что нам джинсы продавали, другие) и препроводили в какую-то каморку без окон. Стены тут не были, как мне представлялось, обиты мягкими материалами, обычные кирпичные стены были, покрашенные в светло-зелёный цвет. Я ещё успел спросить у одного санитара, за что меня сюда и на какой срок определили. Ответом было угрюмое молчание…
Ну раз мне не отвечают, то и я помолчу, подумал я, в эту игру и вдвоем играть можно. Так мы играли в молчанку битых четверть часа, я уж успел изучить весь интерьер этой комнатушки и всё то, что за зарешёченными окнами было доступно взгляду. А потом вошёл врач в белом-белом халате, кажется даже накрахмаленном, и в белой же шапочкена затылке.
— Василий, — мягко сказал санитару, — погуляй пока, а мы тут побеседуем с товарищем, эээ… — он заглянул в какой-то журнал на столе и вытащил оттуда, с кем он будет беседовать, — с товарищем Балашовым.
Санитар Василий ничего в ответ не произнёс, а только окатил меня с головы до ног подозрительным взглядом, а потом закрыл дверь с той стороны.
— Итак, вы у нас Балашов эээ… Пётр Петрович, верно? — начал он собеседование.
— Можно просто Петя, — вырвалось у меня, — и объясните, наконец, почему и на сколько меня задержали?
— Петя Петрович, значит, — задумчиво отвечал врач, — а я Арнольд Викторович.
И тут он повернулся направо за какой-то бумажкой, так что его лицо представилось мне в профиль, и я его узнал… это был тот самый хрен, который прятался за мешками с импортным барахлом, когда мы с Аскольдом выбирал здесь джинсы. Ну и что ты теперь с этим узнаванием делать будешь? — спросило меня моё второе я. Есть такое мнение, — ответил я ему, — что надо засунуть его, узнавание, в дальний ящик мозга, а то ещё хуже будет.
А Арнольд этот самый Шварц… Викторович то есть, опять повернулся ко мне передом и заявил буквально следующее:
— Ты, Петя, случайно угодил под экспериментальный вид излучения, исследуемый в вашем ИППАНе, и поэтому сейчас должен подвергнуться процедуре обследования на предмет последствий этого излучения.
— А почему это исследование происходит в психушке? — вырвалось у меня само собой, — а не в специализированном медицинском центре, например?
— Потому что наш психоневрологический диспансер, который ты совершенно напрасно называешь психушкой, и есть тот самый медицинский центр. Интегрированный с ИППАНом, кстати, если ты до сих пор этого не понял.
— Хорошо, — вздохнул я, — исследуйте, только не слишком долго — у меня мать в реанимации лежит, хотелось бы к ней заехать.
— Заедешь, — пообещал Арнольд, — сейчас ты ответишь на мои вопросы, потом у тебя возьмут анализы и в конце будет ещё одна небольшая процедура. Всё вместе часа на полтора — потом свободен.
Вопросы были дурацкими на мой скромный взгляд, среди них блистал идиотизмом такой — «были ли у вас половые контакты с лицами мужского пола?». Но я справился. Анализы тоже достаточно быстро взяли, хотя сперму, например, у меня до сих пор никто не исследовал. А заключительная процедура прошла во сне — вкололи мне в вену чего-то сильнодействующее, в результате чего я очнулся не пойми через сколько времени, но в целом чувствовал себя неплохо — был исключительно в здравом уме и трезвом рассудке.
— На этом всё, — ласково сказал мне Арнольд, — наши подозрения не подтвердились, можешь идти в больницу к матери.
— А что за подозрения-то? — хмуро уточнил я.
— Не имею права, подписку давал, — отговорился врач и опять повернулся боком.
Тут уж я не стал молчать и брякнул:
— Арнольд Викторыч, а это не вы случайно стояли за штабелями шмоток в кубовой комнате? Пару дней назад?
Ответом мне был приложенный палец к арнольдовым губам… ну я человек понятливый, продолжать и углублять тему не стал, а просто вымелся на улицу имени наркома Литвинова. Который каким-то чудом уцелел в советском ареопаге после чисток и открытых процессов 30-х годов. Остальные почти все канули в бездну.
— О, Камак, — сразу же услышал после поворота на Луначарского, еще одного совпартдеятеля-старожила, — ты чё тут делаешь так поздно?
Это был мсье Ишаченков, комсомольский лидер и профи-программист в одном лице.
— Дела были, — ответил я, — а ты сам-то чего так припозднился?
— Ты не поверишь, но сидел над твоими задачами, — сказал он. — Ты домой сейчас?
— Ну а куда ж ещё, — ответил я, — хотя ещё надо в больницу заскочить.
— Так поехали, подвезу, я примерно в той стороне живу, — и он гостеприимно распахнул пассажирскую дверь ушастого Запорожца.
— Оба-на, — удивился я, — а раньше у тебя вроде бы машины не было.
— А теперь появилась, — не стал он детализировать этот вопрос, — так ты едешь или что?
И я без дальнейших разговоров уселся на переднее сиденье… мда, советский автопром самый советский в мире, колени сразу упёрлись в торпеду, а кресло назад сдвигаться отказывалось категорически. Повозившись немного, устроился более-менее удобно.
— Много проблем с этим транспортом-то? — попытался завязать я автолюбительскую беседу, но Игорёк на контакт в эту сторону шёл слабо, а вместо того начал развивать тему программ для Ай-Би-Эм ПиСи.