Квози
Шрифт:
Примерно через неделю за ужином Чад наконец-то затронул тему, которая давно его волновала.
— Па, ты ведь называешь меня «парень».
— Ты и есть парень.
— И у меня никогда не было проблем в горах, так?
— Так. Именно поэтому мы позволяем тебе отправляться в горы одному.
— Если так, — он сделал глубокий вздох, — тогда вы разрешите мне там переночевать одному?
Отец замер с ложкой у рта и взглянул на мать. Она молчала. Это был неплохой знак.
— Мы уже разрешали тебе.
— Да, но только на веранде или на причале. А я хочу отправиться в настоящий поход с ночевкой. Я справлюсь.
— Но ты не умеешь готовить, да и не на чем.
— А мне и не надо готовить. Я все возьму с собой. Мне ведь много не надо. Всего лишь на одну или две ночи, — продолжал он уговаривать родителей.
Словно призрак из ночи возникли слова сестры:
— Ты испугаешься.
— Я никогда не встречал в лесу никого больше лисицы и, в отличие от некоторых, не боюсь темноты.
Глаза Минди вспыхнули, но она всего лишь вздохнула и печально покачала головой. Может быть, сестра и не была больше его открытым врагом, но и веселья с ней было мало.
— Я обещаю, что не испугаюсь, — он держал себя в руках. — И вообще это моя проблема.
— Если только не упадешь в темноте со скалы, — мрачно вступила в разговор мама.
— Но, ма, я не собираюсь разгуливать по ночам и падать со скалы. Я знаю, как разбить лагерь и развести костер. У меня есть фонарик и спальный мешок. Все будет хорошо!
— А как насчет палатки? — спросил отец. — Я думаю, тебе вполне по силам захватить палатку.
— Я думаю, спального мешка будет вполне достаточно. У него есть дождевая накидка, а я отправлюсь в путь только при хорошей погоде.
— По ночам все еще холодно.
О чудо! Отец, кажется, не против!
— У меня теплый спальный мешок.
— А как же звери?
Чад затаил дыхание, а отец продолжил:
— Там и правда нет никого крупнее лисы. Я думаю, все будет в порядке. Надо же когда-то начинать. Это научит его ответственности за свои поступки. — Он посмотрел на сына. — Будет интересно выяснить, боится ли он темноты или нет. Это будет неплохое испытание.
— Испытание действительно неплохое, но не кажется ли тебе, что он еще мал? — возразила мать.
— Но он здорово соображает для своих лет. Не думаю, что он натворит что-нибудь, да? Чад яростно закивал головой:
— Все будет нормально.
— Он будет идти только в одном направлении. Если что-нибудь случится, мы его легко найдем.
— Ничего не случится, па, — быстро сказал Чад. — Здесь ведь никого нет, а я не собираюсь карабкаться по скалам. Это будет обычная прогулка, только подлиннее.
Что может случиться?
— Ты можешь сломать ногу, вот что может случиться, — мама пожала плечами. — Только одна ночь, по крайней мере, пока. Ты должен вернуться на второй день до захода солнца. Потом посмотрим.
— Отлично!
— Будь осторожен, — сказала Минди и, к его удивлению, улыбнулась ему.
Проведя всю свою сознательную жизнь в словесных схватках с сестрой, Чад не знал, как отреагировать на такое проявление родственных чувств.
Он был так взволнован, что встал до восхода солнца. Мама была уже на кухне. Она приготовила столько бутербродов и лекарств, что их бы хватило на небольшую экспедицию, отправляющуюся в дебри Амазонки.
— Будь внимательнее, — предупредила она его на пороге. — Помни, никаких скал. Просто прогуляйся. Ешь не только сладости и пей побольше воды. — Не обращая внимания на его протесты, она поправила на нем кепку. — Не оставайся подолгу на солнце.
Он отстранился, перевернул кепку козырьком назад и ответил:
— Ма, все будет в порядке. Правда.
— Не задерживайся.
— Конечно, я ведь могу определить время даже по солнцу, — похвастался Чад, хотя разумеется, были часы, теперь уже за десять долларов. — Не беспокойся.
— Не буду, — солгала она. — Куда ты собираешься?
— На север, а затем вдоль ручья.
— Какого ручья?
— Ну того, большого, на западе. Может, я найду его исток.
Она не сдержала улыбки.
— Может, и найдешь. Как ты думаешь его назвать?
— Не знаю еще. Посмотрим. Может, Нил? Нет, это уже было, — он ухмыльнулся. — Конго? А, знаю! Наверное, я назову его Алиса Эйприл.
— Это будет замечательно, — она с удивлением почувствовала комок в горле. — Ну, тебе пора. Не пропусти рассвет.
— Ни за что. Спасибо, ма, — Чад быстро поцеловал ее, надел рюкзак и выбежал из дома.
Мама вышла на крыльцо и проводила его взглядом, пока он не скрылся в лесу. «Черт возьми, — подумала она, — он слишком быстро взрослеет».
С годами Разговаривающий-на-Бегу становился все серьезнее и все чаще удивлял своих друзей и родных. Почти все свое свободное время он проводил в медитации. Это радовало его учителей, но не товарищей. Им было не интересно общаться с ним. Постепенно его перестали приглашать на групповые совокупления и различные игры. Не то, чтобы в его поведении замечались отклонения от нормы, просто он был очень сдержан.
Философы отмечали его удивительное знание книги Шамизин и предлагали ему заняться философией профессионально, но он предпочитал работу, связанную с техникой и прекрасно справлялся со всеми заданиями. Вместо того, чтобы просто приниматься за ремонт, он вначале медитировал, а только затем принимал решение и приступал к работе. В результате он работал несколько медленнее других, но качество его работы было значительно выше. В отношении к занятиям он проявлял гораздо больше ответственности, чем его сверстники, для которых юность была временем игр. Пока они занимались танцами и придумыванием новых нарядов, Разговаривающий изучал электрические схемы колонии, чертежи механизмов, работающих в ней, чтобы быть готовым в случае их поломки. Словно какое-то шестое чувство помогало ему определять место возможного повреждения и предотвратить его. Интуиция Разговаривающего-на-Бегу завоевала всеобщее уважение и экономила ему время. Те, кто раньше насмехались над ним, теперь расточали похвалы.
Он возился со сломанным гравилетом, когда в мастерской появилась его привлекательная владелица. Ее звали Потерявшая-половину-Шарфа и они уже были хорошо знакомы.
— Не хочешь заглянуть ко мне сегодня вечером?
Разговаривающий взглянул на нее. В течение полугода они были партнерами по совокуплению и до сих пор не надоели друг другу.
— Я не могу. Я буду медитировать. Хочу заняться Милианским Циклом.
— Милианский Цикл может подождать, а я нет, — Потерявшая-половину-Шарфа не интересовалась философией.