Кыся 3: Кыся в Америке
Шрифт:
– Привет, маслопупы!
Как я потом выяснил, "маслопупы" и "мотыли" были узаконенными кличками для машинных команд на всех судах Российского флота. Ну, вроде как я – Кыся..
– Привет, маслопупы! – прокричал этот неведомый мне тип, и я сразу же почуял, как в густой и теплый воздух машинного отделения, наполненного запахами перегоревших масел, раскаленного металла, пропотевших человеческих тел и старых кроссовок, тоненькими незримыми нитями стали неожиданно вплетаться запахи "Данхилла" – сигарет, которые всегда курил мой дорогой мюнхенский друг Фридрих фон Тифенбах, запах хорошего
– Александру Ивановичу – пламенный с кисточкой!
– Привет, Кэп!..
– Салют, Мастер! – услышал я из своего ящика под верстаком.
– Как дела, дед? – спросил Александр-ИвановичКэп-Мастер.
– Нормально, капитан, – ответил чей-то дед, и я понял, что Александр Иванович-Кэп-Мастер и есть тот самый Капитан, которому я обязан представиться и постараться понравиться с первой же секунды нашего знакомства.
А то, что "Дед" – это просто кличка старшего механика тридцати лет от роду, это я понял только на следующий день.
Но сейчас выскакивать из своего инструментального ящика и начать раскланиваться перед Капитаном и вытрющиваться, стараясь изо всех сил понравиться ему, на глазах у всей машинной команды – было бы, по меньшей мере, идиотизмом. А ну как ему захочется при подчиненных проявить всю свою безраздельную власть в открытом море и он прикажет вышвырнуть меня с судна к едрене-фене?! Или я ему со своим рылом вообще не покажусь?.. Я ведь, как говорится, НА ЛЮБИТЕЛЯ. Что тогда?..
Ну уж херушки, как сказал бы мой замечательный кореш Водила. Знакомиться будем с глазу на глаз. Это всегда слегка уравнивает шансы. Намного выгоднее и безопаснее. Я рисковать не имею права. Мне в Нью-Йорк нужно попасть – кровь из носу. Тут я не только о себе должен думать – там Шура меня ждет. А это вам – не хвост собачий..
Я постарался запомнить все запахи Капитана, свернулся калачиком и снова задремал.
А уже утром я сделал все то, с чего начал свой рассказ.
Когда я говорил, что отыскать Капитана-Александра-Ивановича-Кэп-Мастера было для меня плевым делом, я ничуть не преувеличивал. В моем активе были все его характерные запахи, и они служили мне той путеводной звездой, профессиональное использование которой было дано мне от рождения, как абсолютное зрение в кромешной темноте и как уйма других потрясающих Котово-Кошачьих качеств, так выгодно отличающих нас от всех остальных живых существ.
Основная трудность была для меня – преодоление многочисленных корабельных дверей: высоченные металлические пороги, автоматически защелкивающиеся замки и невероятной тяжести железные двери, которые так просто, лапой, не откроешь.
Поэтому у каждой двери приходилось подолгу ждать, пока кому-нибудь из команды не понадобится пройти именно в эту дверь, и нужно было успеть незаметно юркнуть вослед этому типу.
И чертова уйма лестниц! А так как я начал свое путешествие по судну снизу – из машинного отделения, то, пока я, по следу Капитанских запахов, добрался до верхнего коридора, все эти двери и лестницы меня просто вымотали. Не физически. Нервно.
Тут еще, на мою
Должен признаться, что на мгновение я растерялся. Однако, на мое счастье снизу, вдруг примчался какой-то мужик в сапогах, комбинезоне и вязаной шапочке и постучал в эту дверь.
Дверь отворилась, и оттуда высунулся молоденький паренек в свитере и огромной фуражке.
– Чиф, Мастер на мостике? – спросила вязаная шапочка у огромной фуражки.
– Чего ему тут делать? – ответила фуражка шапочке. – Он на мостике всю ночь проторчал. Имеет право человек отдохнуть после вахты?!
И я понял, что Капитана за-этими дверями нет.
Тип в сапогах, комбинезоне и шапочке ссыпался вниз по большой лестнице, а я прямиком направился к маленькой, короткой.
Спустившись на несколько ступенек вниз, я увидел в тупичке дверь с красивой золотой табличкой, на которой что-то было написано. Концентрация Капитанских запахов в этом тупичке была максимально сильной.
Но самое замечательное, что еле уловимый элемент женских запахов, который я с трудом различил ночью, лежа в инструментальном ящике под ремонтным верстаком машинного отделения, здесь ощущался столь явственно, что я даже слегка обалдел!
Кроме того, из-за двери я услышал хриплое мужское дыхание и очень ритмичные слабенькие женские повизгивания, не оставляющие никаких сомнений в действиях, совершаемых за этой дверью.
Ручаюсь, что никто из Людей даже шороха не услышал бы из-за такой двери. А я услышал!
И вдруг сам так завелся, что в башку мне полезли десятки Кошек, которых я когда-либо трахал!.. Не говоря уже о моей верной немецкой подружке – Карликовой пинчерихе Дженни, которую, вопреки всей зоологической науке о несмешении Видов, я хотел в любое время дня и ночи!
Я даже вспомнил Оттобруновскую Лисичку, впоследствии шлявшуюся ко мне в Грюнвальд и которую я "оприходовал" (Водилино выраженьице!..) со смертельным риском для собственной жизни.
Весь краткий и суматошный период своего пребывания в таком родном и таком чужом городе (как заметил с кривой ухмылкой мой новый приятель милиционер Митя, "Санкт-Петербург – столица Ленинградской области…") я находился в совершеннейшем оцепенении и состоянии непроходящей, чудовищной, разрушительной усталости.
Особенно с того момента, когда получил пинок в бок от какого-то Жлоба из НАШЕГО ДОМА и узнал, что в НАШЕЙ КВАРТИРЕ ЖИВУТ ЧУЖИЕ ЛЮДИ. А Шура – в Америке..
И если я еще хоть что-то пытался делать, как-то трепыхался и в отчаянии, собрав остатки своих сил, сумел растормошить Водилу и вернуть его к сознательной жизни, то уже провожаемый Котом Торгового Порта на судно – я ничего не соображал. Будто меня всего изнутри выскребли, будто раздавили, размазали и кто-то за меня переставляет мои лапы. Сил не было настолько, что я впервые в жизни не мог поднять свой хвост, жалко и нелепо волочившийся за мной по грязным ступеням корабельного трапа.