Кыся

Кунин Владимир Владимирович

– Наверное, Рудик в море, - расстроился я.
– Плывет, наверное, сейчас толстожопый и страсбургский паштет трескает со своим подонком-Барменом!

Митя почувствовал мое состояние и так успокоительно говорит:

– Что на твоем Рудике свет клином сошелся? Во-первых, я могу кое-чего совершенно официально узнать, а во-вторых, сам оглянись, пошуруй глазками - нет ли какого другого местного Кота или Кошки? Их порасспрашивай...

Я и оглянулся вокруг себя. И точно! Смотрю, так деловито и безбоязненно какая-то жутко грязная, тощая и клочкастая Кошка чешет.

Явно местная, портовая. Но уж такая замызганная!.. Прямо какая-то АнтиКошка! Я б такую даже на необитаемом острове не стал бы...

Ну как можно так не следить за собой?! Поразительно! Тем более в таком месте, как пассажирский порт Санкт-Петербурга. Морские ворота России, можно сказать! Вот по такой Кошке-грязнуле любой вшивый иностранец будет судить обо всей нашей стране...

Но я превозмог свою брезгливость, догнал ее, а она, дура, сразу спину выгнула, уши прижала и свои грязные клыки мне показывает! Будто я собираюсь ее насиловать...

– Ладно тебе, - говорю.
– Не скалься. Ты местная?

– А что?
– говорит, но уши не поднимает и спину не выпрямляет.

– Ты здесь такого Кота - Рудольфа не знаешь? Толстый такой, пушистый... В Германию со своим Барменом плавает. Может, встречала?

– Может и встречала, - говорит эта портовая курва.
– А тебе зачем?

– Друг я его, - говорю.
– Повидать хотел, покалякать...

Она посмотрела на меня так подозрительно и спрашивает:

– Ты - "Кыся", что ли?

– Кыся...
– говорю. А сам думаю: "Ни хрена себе, как я популярен! Ну, в Мюнхене - оно понятно: телевидение, газеты, фамилия фон Тифенбах... А здесь-то, в Питере, с каких дел?!"

– Иди за мной, - говорит эта грязнуха. Привела она меня в какой-то теплый подвал - там по верху толщенные трубы шли. От них все тепло и было. И повела меня в самый конец подвала, к грязному маленькому окошечку. Чувствую - Котом пахнет! И Котятами. И пылью. И еще чем-то... Пригляделся - в тусклом свете крохотного окошка, действительно, Кот сидит. Худющий - прямо скелет один с хвостом и усами! От недоедания - шерсть без блеска, но лапы жилистые, мускулистые.

А вокруг него четверо тощеньких Котят играют, напрыгивают на него, за облезлый хвост его таскают.

Меня Кот не видит, я в полоску света не попадаю, но и не чувствует, вот что странно!

– Достала что-нибудь?
– спрашивает Кот Кошку.

– Нет, - говорит Кошка.
– Любка-буфетчица на склад поехала товар получать, буфет закрыла. Потом, попозже сбегаю еще разок...

– Ох-хо-хо...
– горестно так вздыхает Кот и с жалостью оглядывает Котят.

А вокруг - нищета беспросветная! Подвал моего бесхвостого кореша Кота-Бродяги по сравнению с этим подвалом - просто Дворец роскоши и изобилия!

Я жду в полутьме. Что тут скажешь?.. И вдруг эта грязнуха-Кошка говорит:

– Рудольф! А к тебе твой друг явился не запылился. "Кыся" твой разлюбезный...

Гляжу - батюшки, да ведь этот скелет с хвостом и ушами и впрямь - Рудольф!..

– Рудик...
– говорю я растерянно.
– Это я - Кыся.

* * *

...На третий день после того, как мы с Водилой съехали с корабля в Киле, и после того, что с нами случилось по дороге в Мюнхен, когда пароходу оставалось всего несколько часов ходу до Санкт-Петербурга, ночью в закрывшийся уже бар вошли двое бычков - один русский и один немец, и сказали Бармену, что "товар" погиб под Мюнхеном. Поэтому Бармену тоже нечего делать на этом свете, и на глазах ошалевшего от ужаса Рудольфа в упор расстреляли Бармена из своих длинных и тихих пистолетов.

Заперли бар изнутри и взломали все, что можно было взломать. Искали деньги и какие-то бумаги. Бумаги нашли и тут же их сожгли. А деньги только двухсуточную выручку бара. И все.

Так и не купил Бармен домик на юге Франции. Лежат теперь три миллиона его долларов где-то без малейшего движения и пользы...

– Жадность фрайера сгубила!
– желчно вставила Кошка. Наутро уже в Петербургском порту был страшный шухер! Народу понаехало - из бывшего КаГэБэ, из милиции!.. Ходят по бару, прилипают подошвами к полузастывшим кровавым лужам, фотографируют, записывают, всех допрашивают, обыскивают..

Перепуг на судне - ужаснейший! Все же контрабанду везут - и командный состав, и рядовые матросики... А ну как найдут и с корабля спишут?!. Как жить тогда?..

Рудольф не стал дожидаться, пока и его за жопу возьмут, и смылился с судна. Но так как города не знал (практически уже сколько лет на берег не сходил!) то так и остался жить в порту.

Хорошо вот Кошка Маня взяла его к себе... Теперь вот Котята у них. Живут, перебиваются. Маня жратву достает, Рудик Котят воспитывает...

– Погоди, Рудик!
– сказал я ему.
– Я сейчас вернусь...

Пулей промчался по подвалу на выход, рванул за рекордное время к нашей черной "Волге", говорю Мите:

– У тебя деньги есть?

– Есть, - говорит Митя.
– Сколько тебе?

– Мне-то они на кой?!
– говорю.
– Ты смотайся в лавочку, купи сосисок, рыбки какой-нибудь, и молока побольше. А потом скажешь Пилипенко, что на меня истратил. Он тебе эти деньги отдаст. Так в контракте договорено...

– В гробу я видал этого Пилипенко! Жди, - Митя сел за руль, завел машину и рванул с места. Вернулся минут через десять с огромным пластиковым пакетом.

Выскочил из "Волги", спрашивает:

– Куда нести?

– За мной, - говорю.
– Сейчас я тебя с одним Котом познакомлю. Я с ним вместе из России в Германию плыл...

Маня увидела, чту принес Митя и даже заплакала! Давай кормить Котят сосисками и молоком, сама стала приводить себя в порядок, умываться взялась, прилизываться.

* * *

Митя ей помогает с Котятами управиться, мы с Рудиком беседуем. Рассказал я ему вкратце свою историю, и говорю: