Л.Е.С. Пробуждение
Шрифт:
— Ну, ладно, — сказал я, удобно устроившись на кочке. — Шутка удалась, но затянулась.
— Это почему? — искренне удивился Митька.
— Потому что это не бревно, а палка! — мне даже странно было объяснять ему такие очевидные вещи. — Ты под своим весом если не сломаешь ее, то уж точно она прогнется! Смысл какой? Или ты хочешь таких еще нарыть штук двадцать, чтобы мостик соорудить?
Митька засмеялся. Даже нет, заржал, как сивый мерин. Даже птиц вокруг распугал.
— Это железное дерево! — провозгласил он. — Оно не гнется!
—
— А то, что и твое копье из такого же дерева сделано!
Он подошел ко мне, воткнул один конец палки в берег, второй пристроил на соседний со мной сырой пень. Потом встал прямо на середину и даже попрыгал. Палка только самую малость прогнулась под его весом. А он, при своей тщедушности, весил все равно не меньше семидесяти кило. Я даже не поверил своим глазам. Разве может дерево обладать прочностью стальной трубы? Встал, отодвинул Митьку и, так же как он, но медленно, придерживаясь за ветки ивы, встал на палку. Я весил побольше рыжего умника, но и меня эта деревянная труба выдержала. Чтобы проверить ее на хрупкость, я стал прыгать. Она почти не подавалась. Но я упорно не верил своим глазам, прыгал и прыгал, пока не поскользнулся и не шмякнулся всем телом поперек этой палки.
Митька хохотал от души, держась за живот.
Я встал с кислой рожей, отряхнулся, насколько это было возможно, хорошо еще тут не грязно было, только старые листья, трава.
Посмотрел на хохочущего Митьку, улыбнулся своей наивности, вздохнул и сказал.
— Хватит ржать над пришельцем из другого мира. Иди вторую палку ищи. Я тебе не канатоходец по шесту ходить.
Митька, утирая слезы, пошатываясь, пошел искать вторую. И нашел ведь. Она была чуть длиннее, но обе хорошо легли над речушкой, почти ровно. Между палками было сантиметров тридцать, а над водой они висели на ширину ладони.
Митька лихо встал на палки и за несколько секунд, пошатываясь, как моряк, перешагал ручей. Палки почти не сгибались. Максимум пару сантиметров в самой середине. Если бы я не увидел это своими глазами — ни за что бы не поверил.
— Давай, Ник! — крикнул он с того берега.
— Даю, — пробурчал я, поправил мешок, взял копье перед собой для устойчивости и, повторяя Митькины движения, медленно, осторожно перешел речку. Спрыгнул на берег, обернулся. Получилось ведь! — сам себе удивился.
Митька все еще улыбаясь, обошел меня, подтянул палки к себе и уложил их вдоль речки на берег.
— Пригодятся на обратном пути, — сказал он.
— Ну да, — сказал я. — Хотя мой способ тоже не плохой был. И гораздо быстрее.
Митька замотал головой.
— Вот когда один будешь, прыгай, как Тарзан. Я так не умею.
Я удивился.
— Ого! Ты откуда про Тарзана знаешь?
— Книжку читал. Ты сам мне давал, — ответил Митька, полез наверх. — Нам туда. И давай побыстрее, а то скоро дождь пойдет, сильный, но короткий, надо под большим деревом пересидеть.
— Ишь ты, раскомандовался! — сказал я, двинулся за нам. — Чего его искать? Тут каждое второе дерево большое,
Мы поднялись по склону. Минуя густой кустарник вышли в такой же лес, как и до этого. В основном клены, ели, изредка попадались березы. Про их размеры я уже не упоминаю — все не меньше четырех метров в диаметре, отстоят друг от друга метрах в десяти, переплетаясь жирными, выступающими удавоподобными корнями, между которыми густо росла высокая трава, колючие кусты. Комары здесь, во влажной низине, роились толпами. К счастью, маска, перчатки и хороший плотный костюм защищали, как надо.
Дождь начался неожиданно. И сильно. Как из тазика плеснуло сверху, разбиваясь массивными ветвями, падало крупными каплями, приминая траву, заставляя сворачиваться распушенные кусты и вынуждая мелких животных прятаться либо под корнями в глубоких норах, либо залезая в дупла деревьев.
Двух новых животных увидел, стоя под раскидистым кленом. Сначала длинноногий заяц с разбегу из куста прыгнул на нижнюю ветку ели — между прочим свисающей на высоте метров трех над землей! Опять же, если бы не увидел своими глазами — никогда бы не поверил. Через секунду заяц затерялся на дереве и затих. Все время, пока шел дождь, я его больше не видел.
А второй была белка. Ее я плохо видел, она порхала в вышине, перелетая с ветки на ветку, будто обезьяна. Почему я так подумал, потому что хвост у нее был слишком длинный и плоский, будто специально созданный для небольших полетов. В остальном же белка была, как белка. Только крупная.
Дождь кончился так же быстро, как и начался. Тазик опустел, и только с деревьев, пропитанных водой, еще какое-то время падали большие, как лепешки, капли.
— Осталось недолго, почти пришли, — сказал Митька, когда мы продолжили путь.
Он шел первым, разрубая своим мачете толстые стебли травы, брызги летели во все стороны. Я улыбнулся, когда представил Митьку двуногой газонокосилкой. Под ногами десятка два шагов хлюпало, но потом земля жадно впитала воду, и стало почти как до дождя.
Какое-то время мы шли молча, но мне стало скучно, и я захотел у него расспросить про странных прыгающих зайцев и летающих белок, но не успел. Митька вдруг замер на месте, поднял ладонь, а потом приложил указательный палец к губам.
Я остановился, молчал. Взял на изготовку копье. Смотрел по сторонам.
— Слышал? — спросил Митька шепотом.
Я прислушался. Птицы продолжали кукарекать, капли еще падали с деревьев, да и сами деревья шумели на ветру. Больше ничего не слышал.
— Я ничего не слышу, — прошептал я.
Митька медленно поворачивался вокруг своей оси, показал мне жестом сесть. Я опустился в траву, оглядывался. Сердце в груди заколотилось. Что он там услышал? Что он вообще мог услышать в таком шуме? Но, ладно, доверимся следопыту.
Снизу я продолжал поглядывать и на Митьку. Он сделал медленный полный круг, как локатор. Остановился, глядя в одну сторону. Протянул в это направление руку.