La convalescence, или Исцеление

Самусенко Екатерина

Чувствую себя Мопассаном, который вместо виллы на берегу Ла-Манша вынужден жить в комнате питерской общаги – какие там приемные и салоны! Прекращаю умничать.

И

даже сейчас я, скорее всего, представляю себе не вполне реального тебя, хоть и стараюсь писать так, как говорила бы именно с тобой, если бы в университете было чуть больше места и времени для разговора с глазу на глаз. Хотя нет, я делаю одно огромное допущение: ты молчишь даже во время долгих пауз, тогда как в реальности это вряд ли было бы возможно. Вспомнить только, как мы перебиваем друг друга на занятиях!

Не обижайся. Мне в самом деле было бы важно услышать твой голос, но здесь это не вписалось бы в законы жанра.

Я снова ощущаю себя под мелким дождем в дальнем углу университетского двора, куда я забралась подальше от знакомых. Тогда я прибежала туда чуть ли не на сорок минут раньше и долго рассматривала крупные капли на ветвях полностью облетевшего дерева,

краем глаза следя за теми, кто идет в сторону «Катакомб». Ты пришел под зонтом, но затем его закрыл – и до чего же совестно мне было узнать, что тем вечером ты едва не заболел! А через два дня, снова встретив тебя в университете, я даже постеснялась спросить, как ты себя чувствуешь.

Тогда я, конечно, скомкала очень многое из того, что разжевываю теперь. Мне хотелось покончить с этим как можно скорее, потому что было холодно, вокруг сновали шумные студентки, которые пытались понять, зачем у скульптуры собаки на заду надета карнавальная маска, а прямо перед твоим приходом откуда ни возьмись появился Гоша и удивился: «О, привет, а что ты тут делаешь?». И все же нужно было не раскиснуть и выдать хотя бы часть того, о чем я столько думала – и поэтому мне пришлось смотреть куда-то вбок, на зеленую стену, видя тебя только боковым зрением и даже толком не понимая, какое у тебя выражение лица.

Конец ознакомительного фрагмента.