La convalescence, или Исцеление
Шрифт:
И все же тогда еще почти ничего не началось, иначе до чего тяжело было бы уезжать на полгода так далеко! Теперь грустно думать даже о зимних каникулах, а потом о семестре с одним занятием в неделю. И это при том, что в выходные мне ощутимо легче, а ни один учебный день за последнее время не обошелся без срыва.
Я объясняла это ощущение Е.А. через избитую метафору зависимости (хотя мне-то откуда знать): сразу после занятий начинается абсистентный синдром, когда даже ничего не хочется, только больно и беспросветно тяжело. Но и в момент встречи я чувствую себя подавленной – только в те редкие секунды, когда удается поймать твой взгляд, увидеть улыбку и все,
До чего же банально.
«А вы садитесь подальше!» – проницательно предложила Е.А.
Ну да, тогда я совсем уж незаметно буду садиться так, чтобы краем глаза наблюдать за тобой – быстрыми ударами пальцев по клавиатуре, резкими движениями рук, когда с плеч сползает куртка («снимайте пальто, здесь вам не изба-читальня!»), перекладыванием футляра для очков с места на место, вправлением карандашей под резинку (и зачем таскать столько карандашей с собой?!). Так я и сажусь на некоторых предметах, и удивительно, что никто еще не сравнил меня с подсолнухом.
Проще всего на парах в «Катакомбах», где можно сесть прямо за твоей спиной и с умным видом внимать преподавателю, ловя каждое твое движение. Зато вечером возникает беспокойство – останешься ли ты до конца дня или сбежишь раньше на работу?
И совершенно особенное ощущение появляется в угловой кабине кабинета 8сн (вот уж в самом деле «Седьмое небо»!). Из нее хорошо видно первую, ту самую, заколдованную кабину, и когда заканчивается видеоролик, можно выдохнуть и бросить взгляд на тебя – а ты продолжаешь беззвучно говорить, сопровождая свои слова ровными движениями рук, а затем молниеносно срываешь наушники. Через пять минут Е.А. снова будет превозносить тебя и в шутку упрекать за какую-то ерунду, а ты – отнекиваться и перечислять, что именно у тебя не получилось. Ложная скромность? Внезапно прорывающаяся самокритика? Кто же скажет, если твой перевод не слышно!
Потом ты снова наденешь наушники, уже свои, и исчезнешь на три дня – если только в беседе за это время не появится интересных тебе тем. Поэтому я пишу туда все чаще, задавая вопросы, отправляя напоминания…
Теперь удивительно вспоминать, что год назад мы с тобой даже немного переписывались, пусть и на совершенно светские темы, и гораздо больше разговаривали в университете. О себе ты будто и не молчал, но говорил в довольно общих чертах – о невоспитанном коте, которого завела сестра, о мультсериале, стикеры из которого ты присылал в чат, о стажировке в Риме, о любимой кофейне, про которую ты даже делал доклад в прошлом году, пока меня не было…
Поразительно, как устроена память. В самом начале сентября я услышала, как ты говорил о той кофейне, но почти не придала этому значения, однако около месяца назад ноги принесли меня на Фонтанку, и я, нервно посмеиваясь, стала просматривать названия всех ближайших заведений на карте. Оказалось, что та самая кофейня – едва увидев, я узнала название, – находилась буквально в квартале от меня. Я невольно зашла туда, осмотрела интерьер и села в самом стратегически удобном месте, откуда было видно проход в соседний зал и кассу. Атмосфера мне скорее не понравилась, но я упрямо сидела около часа, слушая болтовню студенток соседнего вуза – того самого, где ты учился на бакалавриате. Ты так и не пришел. «Что ж ты врал, что буквально живешь там!..».
Я не учусь на своих ошибках. Через несколько дней после этого я снова зашла туда по дороге из архива, но и на этот раз тебя не встретила. А ведь не
Как вообще жить, когда тебе на глаза постоянно попадается сохнущий по тебе субъект? Мне бы не хотелось оказаться в таком положении. Во время французской стажировки я попала в достаточно глупую ситуацию на вечеринке для иностранных студентов, когда после полутора часов знакомства некий руандец – к слову, довольно интересный собеседник – написал, что влюблен в меня и хотел бы на мне жениться. Я проревела весь вечер от злости на себя за то, что, сама того не желая, разбила сердце бедному юноше. Впрочем, вскоре мне удалось убедить себя, что после столь краткого романа он не будет долго страдать, и я добавила его номер в черный список. Счастье, что он жил в другом городе, и после того вечера мы с ним не пересекались.
Хуже, наверное, когда такой человек регулярно с тобой встречается.
Постараюсь вести себя как обычно, чтобы у тебя не было поводов для досады. Хорошо, что теперь есть возможность отвести душу!
И плохо, что у меня нет хотя бы той черно-белой фотографии с твоего профиля в «Зуме» – на скриншотах она совсем низкого качества. Однажды, чтобы решить похожую проблему, я дарила дорогому мне человеку фотосессию, но с тобой это едва ли получится… Так и сижу по ночам, перебирая в голове отдельные детали твоего образа.
Ладно, до этого места ты вряд ли дочитаешь.
4. 20 ноября
Только сейчас поняла, что в начале писем вообще-то принято здороваться. Однако нужно ли это, если в жизни мы с тобой здороваемся и прощаемся лишь по необходимости, столкнувшись лицом к лицу?
Пожалуй, нет. Иначе ты постепенно превратишься в безликого адресата любовных посланий («доброе утро, любовь моя!»), и я забуду, с кем имею дело. Хотя, в самом деле, с кем? Удивительно так непрерывно думать о, в сущности, незнакомом человеке и угадывать за его внешностью мысли, желания, воспоминания.
За год ты будто бы стал сумрачнее, но из-за чего – новостей или каких-то личных поводов для тревоги? А может, это год назад у тебя, как и у всех нас, была эйфория начала семестра, а сейчас все вернулось в нормальное русло?
У меня в голове давно развивается метафора, которая, возможно, смотрелась бы уместно в каком-нибудь романе девятнадцатого века из-за особенностей тогдашней планировки. Суть ее в том, что люди кажутся мне похожими на дома с анфиладой комнат: где-то мы равнодушно проходим мимо фасада, где-то не продвигаемся дальше крыльца или прихожей и только по звону посуды и запахам с кухни догадываемся, что внутри кипит какая-то незнакомая жизнь. И случаются моменты, когда в гостиной, где лежит пара альбомов и висит несколько картин – в общем, находится все то, чем хозяева готовы занять хороших знакомых, – ты начинаешь приглядываться к двери в хозяйские апартаменты и будто бы слышишь чьи-то голоса… Тебя туда не пустят, но ты стремишься нарисовать в своем воображении интерьер комнат по ту сторону двери – и тем хуже, если дверь, кажется, не заперта и поддастся от первого толчка…