Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— Пожалуйста… прошу… сделай, как я говорю… выкинь из головы всё, кроме завтрашнего события. Сделай это.
— Из-за твоих недомолвок я скоро начну опасаться твоего бала, — сказала я в сердцах. — Скажи, откуда это ощущение грядущих пакостей?
Он отвёл глаза в сторону.
— Ты не приготовил мне какого-нибудь странного сюрприза на балу?
Мне казалось, что я попала в точку. Но он вдруг явно расслабился и с готовностью ответил:
— Нет-нет, только радость, только наслаждение!
И я сдалась. Поскольку отчётливо увидела, что это именно тот случай, когда следует «расслабиться и
— Ладно. Но после… готовьтесь дать мне полный отчёт, Кайлеан Георгиевич.
— Договорились. — Кайлеан проиллюстрировал своё согласие несколько кривоватой полуулыбкой.
Одним махом он осушил свою чашку и встал из-за стола. Я тоже встала и положила руку на его предплечье.
— Спасибо за розы, — сказала я.
Он пробормотал: «Прости за вчерашнее», быстро погладил мою ладонь и стремительно ретировался в лифт.
— Р-р-р-р! — сказала я закрывшейся двери. — Скользкий, скользкий Кайлеан Георгиевич!
Наконец наступило утро того самого дня; взошло солнце и лихорадка зажглась в моей крови. Время «Ч» неумолимо приближалось.
Платье обещали доставить за несколько часов до бала, вместе с ним должна была явиться некая Элломиана, призванная придать моей внешности соответствующий блеск. Маэстро Лампль кроличьей головой поручился перед Его Высочеством за вкус и мастерство своей протеже. В томительном ожидании я слонялась по Башне — от зеркала к зеркалу — и поминутно меняла суждение о предстоящем событии. То я ужасалась беспечности, с которой согласилась предстать перед всем королевским двором в качестве спутницы принца, то вдруг чувство строптивого авантюризма наполняло мою душу, как газ наполняет смятую оболочку воздушного шара. Тогда дух мой взмывал высоко и с высоты птичьего полёта я твердила в сотый раз: «Этот вечер — для меня и Кайлеана. А люди пусть думают что хотят».
К обеду вернулся Кайлеан, покинувший Башню чуть ли не на рассвете, он усадил меня за стол и заставил что-то съесть.
Я жевала, не ощущая вкуса.
— Всё-таки нервничаешь?
Я ответила классической формулировкой:
— Я не трус, но я боюсь.
— Ты будешь со мной, — сказал он просто, будто это обстоятельство отодвигало все другие в сторону. — И потом, — оживился он, — скоро доставят твои вещи. Когда преобразишься, тогда и почувствуешь себя готовой. Уж я-то знаю — можно сказать, завсегдатай, посещал балы с младенчества.
— Подгузник со стразами и вышитые пелёнки?
— Я не возражал… говорят. Очевидно, тогда я был записным франтом.
Меня вдруг осенило, что до сих пор я не поинтересовалась одним существенным обстоятельством.
— Ну-у-у… пожалуй, с тех пор ты уже слегка подрос и не влезешь в старые пелёнки… В чём же ты будешь сегодня? — От любопытства я даже подалась вперёд.
— Смокинг, — буднично сказал Кайлеан. — Чёрный. Брюки чёрные, рубашка белая… Ты разочарована?
— Смокинг, оно, конечно, хорошо. — Я откинулась назад. — Но как-то… при всём уважении… смокинг — это же просто чёрный пиджак…
— Просто чёрный пиджак? А портной обещал, что это будет произведение искусства. Вот и верь после этого людям… Хм-м…
— Чего-нибудь такого… экзотического… вроде шкуры за плечами. Или клетчатой юбки с белыми гольфами и музыкальным бурдюком наперевес.
— Юбка и гольфы? — Кайлеан усмехнулся. — О, как я ошибся… Тебе можно доверить дракона, с жестокостью у тебя всё в порядке.
Я смерила его задумчивым взглядом.
— Пожалуй, я разрешила бы оставить пиджак… Пиджак с юбкой, очень миленько смотрится, видела в каком-то фильме. Так у тебя нет в роду шотландцев?
— Гиллейн — ирландская фамилия. Потом, конечно, намешалось всего, в моих жилах течёт этнический коктейль, но в основе династии Карагиллейнов лежит брак ирландца и француженки.
— Минуточку! Предок ирландец! Тогда твой смокинг должен быть зелёным. В петлице клевер с четырьмя лепестками. И зелёный цилиндр как у лепрекона.
Кайлеан демонстративно поёжился:
— Пожалуй, теперь я доверил бы тебе целый драконятник… маленький, правда.
— Почему это маленький? Обрати внимание, на сцене вновь появляются белые гольфы — к зелёным башмакам с пряжками.
— Ха! Представь… я медленно, медленно натягиваю белый гольф… и начинаю горько плакать. Тут ты меня сразу жалеешь и соглашаешься на обычный костюм со смокингом. Всё просто.
Я надулась.
— Не факт. Вовсе не такая я уж мягкосердечная.
— Такая, такая…
В том же духе мы перебрасывались словами ещё долго, однако затем наша шутливая пикировка была прервана — лицо у Кайлеана вдруг сделалось отрешённое, он сообщил, что сейчас прибудет мой бальный наряд.
..Элломиана оказалась энергичной красоткой лет двадцати пяти, её наружность показалась мне смутно знакомой. Лишь присмотревшись, я вдруг вспомнила лица трёх девушек в мастерской маэстро Лампля, уловила фамильное сходство и поняла, что это одна из дочерей маэстро, судя по возрасту, скорей всего старшая. В присутствии Элломианы Лампль всё встало на свои места — она решительно тряхнула каштановыми волосами, объявила Его Высочеству, что время не ждёт, и немедленно утащила меня наверх, где на кресле уже высилась груда таинственных коробок.
Я быстро огляделась. Дрю была одна, Лемюэль должен был прятаться под ванной. Вчера мы с Дрю решили, что шкаф — недостаточно надёжное убежище в момент подготовки к балу, мало ли что и кому может понадобиться.
— Итак, приступим! — Элломиана усадила меня перед зеркалом, распустила мои волосы, потом подхватила их, подняла наверх, потом опустила, взвесила… — Укоротить не хотите? Кардинально?
Я поморгала.
— Э-э-э… Я сейчас не готова принять взвешенное решение… что-то голова не работает… знаете, я вдруг начала волноваться… раньше — нет, а сейчас — да…
— Ну разумеется! — вскричала Элломиана. — Так и должно быть! Ещё не хватало, чтобы вы шли на королевский бал ничуточки не волнуясь! Не меньше тысячи балов должно пройти, прежде чем вы сможете заявиться на бал с холодным сердцем. Но тогда уже и ходить не имеет смысла, лучше посидеть дома у камина с чашечкой какао.
Её слова возымели прямо противоположное действие. Волнение, получив одобрение извне, немедленно улеглось и затаилось.
— Впрочем, поступайте так, как считаете нужным, — отважно сказала я.