Лабиринт Данимиры
Шрифт:
Сердце снова защемило. Неужели мне сейчас предстоит узнать, что Кайлеана интересовала только безупречная принцесса с правом наследования?..
Нет, в это я поверить не могла.
— Я, видишь ли, нарушила магическую клятву. Тогда, на Тучковом мосту, во время побега от ковена… я взмолилась… и меня спас кто-то… кто-то могущественный… божество, которому я дала клятву. Не знаю, кто это, но клятва была принята.
— Клятву? — отрешённо переспросил Кайлеан.
— Да. Я поклялась не любить больше никогда и никого…
— Зачем?
— Не знаю зачем! Затем, что это очень больно и очень страшно,
Он всё сидел неподвижно и рассматривал меня, и я залепетала, не веря, что произношу это вслух:
— У нас не получится с королевством, со свадьбой, с «жили они долго и счастливо»… я-то точно не буду счастлива без тебя… но несколько часов до рассвета — они наши…
Он перебил задумчиво, будто и не слышал моих последних слов:
— Тебе рассказывали, как погибла мать Химериана?
— А-э-э… ну так… в общих чертах… — Я опешила от внезапной перемены темы и хлопала ресницами, совершенно не представляя, к чему он клонит. — Твоя мать застала Шайну, читающую заклинание над колыбелью, и стала с ней драться. Ну и победила. А Шайна… сам знаешь… пожалуй, всё.
— Это лишь относительная правда. Детали знают всего несколько человек в королевстве… мать, отец, Мерлин, я. Ещё Химериан… имеет кое-какое представление. Одно время у Хима с мамой совсем испортились отношения, и отец рассказал… не всё, но достаточно, чтобы Хим кое-что осознал…
— Что осознал?
Кайлеан криво усмехнулся.
— Например, что его мать (а у неё ведь было очень мало времени) помчалась не к нему, а к чужому ребёнку — с целью прихлопнуть его как муху. Лучше бы Химу обо всём таком не задумываться, но отец обычно идёт к цели напрямик. Впрочем, сейчас не об этом. Тщательно сформированное народное мнение гласит — мать успела отбить атаку Шайны. На деле она опоздала… к началу представления. Два стражника и нянька были убиты на месте, и мне просто повезло, что в тот момент я находился в колыбели. Королевскую колыбель окружала магическая защита, это спасло меня от физического уничтожения. Не так-то просто убить дитя Карагиллейнов в родовом замке. Обозлённая ведьма метала все проклятия, что приходили ей на ум. Жгучая южная порча сквозь полог всё же просочилась, я схватил порядочную дозу. Хватило бы на дюжину младенцев. Некоторые заклятия удалось уничтожить сразу, от некоторых меня долго лечили, вплоть до совершеннолетия. Согласно одному я должен был стать убогим уродом, волосатым недоумком… Мерлин расщепил мою сущность и запечатал вторую, звериную половину в глубине первой, основной. Как выяснилось, отвратительная двойственность моей натуры иногда всё же вырывается наружу…
— Вовсе не отвратительная, — вставила я, — не наговаривай.
— Перед отъездом я зашёл к матери попрощаться. В ходе нашего разговора прозвучало, что женитьбу на тебе я считаю делом решённым и бесповоротным, и возражений не потерплю.
— Да? — пискнула я, ощутив, как вопреки здравому смыслу сладко трепыхнулось сердце.
— Да.
— А были возражения?..
Он пожал плечами.
— Были. Разумеется,
— Но теперь-то ты понимаешь? Твоя мама была абсолютно права. Я тебе не пара. — Я с грустной улыбкой показала ему пёрышко, снятое с его волос.
— Далее мать странно обмолвилась: уж лучше так, чем по-другому. Меня зацепило, я настоял на объяснении. И узнал ещё об одном проклятии, прозвучавшем над колыбелью, и о котором до недавнего времени пребывал в неведении. Родители решили, как выразилась мама, «не портить мальчику личную жизнь». Да и зло считалось обезвреженным. — Он помолчал, затем заговорил: — Мать всегда уверяла, что любовь отца к Шайне была пустой, поскольку зародилась с помощью чар, но Шайна, видимо, считала иначе. Умирая, она пожелала мне повторить её участь. Любимая должна была предать меня, нарушив любовные клятвы, и предательство стало бы причиной моей гибели. Вышло так, что именно это пожелание стало последними словами Шайны.
— Предсмертное проклятие… его не отменить…
— … Но можно видоизменить. Когда мне исполнилось семь, Мерлин сумел затянуть проклятие в «инверсионный калейдоскоп», чтобы разрушить его структуру.
— «Калейдоскоп»?
— Если коротко, Мерлин создал особое пространство… м-м-м… в виде м-м-м… ветровой трубы… разбил там проклятье, вращением перемешал осколки, собрал их в другом, нарочито парадоксальном порядке и вернул обезвреженное проклятие обратно, то есть, мне.
Я сдвинула брови, медленно соображая:
— Так оно обезвредилось или нет?
— Суди сама. Мерлин вывернул порчу наизнанку и собрал проклятие так: смерть будет не в конце, а в начале, и не моя, а девушки. Лишь после смерти она нарушит любовную клятву, причём нарушение клятвы повлечёт за собой не гибель, а новую жизнь.
Мой рот, должно быть, напоминал букву «о». Заглавную букву «О».
— Логическая бессмыслица должна была сработать, но когда стало очевидно, что я — прирождённый некромант… мать признала — они с отцом всё же тревожились…
Я моргнула.
— В смысле, не воспылаешь ли ты пагубной страстью к какому-нибудь изящному скелету… со всеми вытекающими?
— Что-то вроде того. Технически я мог.
— И потому «лучше так, чем по-другому»?.. Это она про меня… но ведь… — Внезапно жуткая мысль явилась во всей полноте. — А я… я ведь… я не… — Слово не выговаривалось.
Он вдруг придвинулся и взял мою голову в свои ладони.
— Не дрожи. Настоящей смерти не было — хотя душа и прогулялась по пограничной полосе. Но скажи, прекрасная Данимира… почему ты умолчала о нарушенной клятве?
Удивительно, он этого не понимал.
— Потому что я девочка!
— И-и?.. — Кайлеан разглядывал моё лицо, поглаживая скулы большими пальцами.
Я опять объяснила ему как маленькому:
— Девочки не признаются первыми.
Он приблизился и приглушённо проговорил, почти касаясь моих губ:
— Что же ты тогда призналась?
— Ну… иногда приходится… когда горит… вот здесь… — Я коснулась груди.
— А ты горишь?
— Я вся в огне, мой принц, — пробормотала я, отвечая на прикосновения губ, становившихся всё более требовательными.