Лабиринт Химеры

Чиж Антон

Прошлым вечером, когда полицмейстер вернулся домой в прекрасном расположении духа, чему способствовало заседание «Комитета попечительства» о народной трезвости, он и думать не мог, какая ночь ему предстоит. Стоило Сыровяткину начать совлекать с себя форменную одежду, как в дом прибежал один из двух его приставов, Толстоногов. По лицу пристава можно было решить, что он или хватил лишку, или внезапно повредился в уме, что при тихой жизни в Павловске сделать весьма затруднительно. Пристав нес какую-то околесицу о мертво-живой барышне, которая явилась из самой преисподней за «грехи наши», и

теперь всем придет конец. Сыровяткин знал, что Толстоногов имеет склад мыслей скорее религиозный, но не до такой же степени! Он пытался образумить пристава, предложил чашку чаю или рюмку водки, но Толстоногов ничего не слушал, а требовал немедленно следовать за ним, иначе он тут прямо на пороге умрет от разрыва сердца. Видя такой оборот, Сыровяткин оделся и последовал за своим подчиненным.

Около градской больницы творилось что-то неладное. Толкались заспанные городовые, причем старались держаться кучкой. Главный врач больницы Дубягский, после принятия банки чистого спирта, пребывал в окончательно непотребном состоянии, его посадили на лавку и оставили в покое. Тут же на соседней лавке лежал Управляющий городом Антонов, громко и безнадежно воя, а рядом с ним метались врач и санитар.

Сердце Сыровяткина защемило, когда все присутствующие уставились на него, ожидая приказаний. Что приказывать, Сыровяткин понятия не имел. Он потребовал кого-нибудь, кто мог внятно объяснить, что тут произошло.

Холодный рассудок сохранил только врач Затонский. Оставив лежащего Антонова на попечение санитара, он кратко изложил Сыровяткину причину всего переполоха.

Полицмейстер выслушал и подумал, что врач тоже слегка свихнулся, не иначе. Но захотел убедиться лично, что он один тут не сумасшедший.

– Где… это… самое… Показывайте!

Врач кивнул, на что следует обратить внимание. Сыровяткин не сразу разглядел нечто в темной накидке. Делать было нечего, положение, так сказать, обязывало. Задержав дыхание, Сыровяткин подошел к фигуре, вежливо кашлянул и обратился строгим тоном: «Мадам!»

Фигура не ответила, лишь складки плаща слегка качнулась. Поставленный в безвыходное положение Сыровяткин шагнул вперед и взглянул туда, где не было плаща. Взглянул и сразу зажмурился. То, что предстало перед ним, было столь ужасно и мерзко, что никакой водкой воспоминание об этой минуте из памяти не стереть. Сыровяткин подумал, что эта картинка будет преследовать до последних дней его грешной жизни. Держа себя в руках, он приблизился к затихшим подчиненным и гаркнул изо всех сил:

– Убрать! Немедленно убрать!

– Куда убрать? – резонно спросил Затонский.

– Куда хотите! Немедленно! Вы больница или конюшня? Немедленно принять ее… эту… Чтобы она не того… Толстоногов, помогай, чего стоишь! Исполнять!

Начальственная команда произвела целительный эффект. Пристав ожил, городовые задвигались, и все вместе кое-как принялись исполнять приказание. Толку от этого было мало. Никто из взрослых мужиков не решался прикоснуться к тому, чтобы было укрыто накидкой. Сыровяткину пришлось рявкнуть в другой раз, чтобы за дело взялись Затонский и санитар. Оставив Антонова на лавке, медики убрали страшную находку с глаз долой.

Надо было что-то делать, но что именно,

Сыровяткин не представлял. Инструкций на такой случай не имелось. Как поступать с живыми или мертвыми, он представлял. Но в этом случае… Полицмейстер быстро сообразил, что его сил для расследования недостаточно, а потому побежал сообщать в столицу, просить о помощи и поднимать на ноги сразу Департамент полиции. Раз уж городская власть не в состоянии принимать решения, а валяется на лавке и только воет.

Заснуть в эту ночь Сыровяткин не мог. Перед глазами вертелось увиденное. Он вернулся к больнице, где поставил дюжину городовых из имевшихся в его распоряжении двух десятков, и сидел на лавке до утра. Усталости он не чувствовал. А когда увидел, как по дороге к больнице стремительно приближается полицейская карета с двумя пассажирами, впервые ощутил слабое облегчение.

Из коляски вышел плотный молодой господин с роскошными усами и другой, неприметный в черном костюме. Тренированный глаз полицмейстера примерно угадал роли. Тем более черный, как он окрестил меньшего, старался держаться незаметно. Сыровяткин поспешил к крепышу, отдал честь, представился и даже, на всякий случай, вытянулся по струнке. Хоть и не знал чина приехавшего. Ему протянули крепкую упругую ладонь, которую Сыровяткин пожал не без удовольствия.

– Ванзаров, сыскная полиция.

Эту фамилию полицмейстер слышал, что-то такое доносили полицейские сплетники. То ли лучший сыщик столицы, то ли известный интриган-выскочка из министерства. Да какая, в сущности, разница.

Черный господин предпочел держаться в отдалении, ограничившись кивком. Полицмейстера и это устраивало. Главное, что забота теперь легла на столичных господ. А его уже дело маленькое.

Ванзаров окинул взглядом городовых, топтавшихся на некотором отдалении.

– Это зачем?

– Произвели оцепление, – ответил Сыровяткин.

– Зачем понадобилось оцепление?

Внятного ответа у полицмейстера не было: нельзя же сказать, что ему надо было хоть что-то предпринять.

– Место преступления находится здесь?

– Никак нет…

Сразу давить на местную полицию Ванзарову не хотелось. Еще могла пригодиться.

– Раз так, значит, так… – примирительно сказал он. – Куда поместили тело?

– Тело? – удивленно повторил за ним Сыровяткин. – Какое тело?

– Тело жертвы, – как можно мягче сказал Ванзаров. – Надеюсь, оно в мертвецкой?

– Никак нет, на второй этаж поместили.

– У вас мертвецкая на втором этаже находится?

– Зачем же мертвецкая на втором, – проговорил Сыровяткин, чувствуя, как взгляд Ванзарова буравит ему лоб. – У нас, это, как принято…

– Полицмейстер, куда жертву дели?

– На койку определили…

– Она что, жива?

– Предположительно… – сказал Сыровяткин, холодея спиной.

Ванзаров вопросительно посмотрел на господина в черном. Тот дал понять, что удивлен не меньше, а сведения, которые были в его распоряжении, переданы в точности.

– Значит, второй этаж, – сказал Ванзаров, направляясь в больницу.

Сыровяткин покорно следовал за ним.

9. Некоторые чудеса медицины