Лабиринт миров
Шрифт:
— Ты ведь уже знаешь.
— Все равно скажи. Ты должен мне сказать. Ты назвал меня своим хозяином, а я считал тебя своим другом.
— Я и есть твой друг.
— Тогда скажи.
— Это тот, кого ты хотел увидеть, когда в Белугах отведал ядовитых грибов.
— Гифрон?
Долгое молчание было ответом.
— Зачем ему это понадобилось? Так трудно со мной справиться? Разве ему мало следователя? Ему нужен еще и ты?
— Этого я не знаю. Я маленький, а он большой. В его голову я залезть не могу. Знаю только, что он
— Не желает зла? А как же тогда быть со следователем или с собаками-альбиносами возле Белуг? Разве это не его создания?
— Конечно, его. Но он не может контролировать их всех. Да и не хочет этого. Многие из них остаются предоставленными самим себе, и в них просыпается зло.
— Зачем же он плодит демонов?
— Чтобы отобрать среди них тех, кто ему нужен, кто способен помочь в осуществлении его замыслов.
— Ты один из них? — И опять лишь молчание было ему ответом. — А как быть с теми, кто страдает от этих тварей?
— Ты много думаешь о страдании муравьев когда наступаешь на муравейник?
— Люди не муравьи!
— Конечно, нет. Вот только он этого не знает.
На этот раз молчание было гораздо более длительным. И Лосев почувствовал, как ночной холод, проникнув сквозь тонкие стены кабины, добрался до самого его сердца.
— Зачем ему нужны посредники? Зачем ему понадобился ты?
— Я не знаю ответов на все твои вопросы. Могу лишь предположить, что люди для него не менее загадочны, чем он сам для вас. Получая ваши мысли в чистом виде, он не может в них разобраться. Поток вашего сознания хаотичен. Внутри человеческих голов царит большая путаница… Иногда ему кажется, что вы не в состоянии разобраться в собственных мыслях и желаниях.
— Мне трудно понять, когда ты говоришь свои собственные слова, впрочем, это сейчас неважно… — Усилием воли Лосев подавил в себе обиду и ощущение предательства. Прежде всего он — исследователь. Главная его задача собирать информацию и разбираться в непостижимой логике существ из других миров.
И сейчас, стиснув зубы, спокойным и ровным тоном, никак не выдававшим его чувства, он продолжал говорить, пытаясь проломиться сквозь глухую дверь взаимного непонимания.
— Являясь своеобразным фильтром, выбирая из потока мусора обрывки мыслей, создавая определенные нарочитые ситуации, неестественные, не свойственные обычной жизни, вы вместе с ним искажаете информацию, не можете не искажать!
— Это так и есть, — легко согласился Масек. — Вот почему Гифрон любит экспериментировать с вашей психикой напрямую. Он никогда не знает, какой будет реакция на то или иное событие. Человеческая логика не однозначна, а поступки очень часто непредсказуемы.
— Значит, он и есть твой настоящий хозяин… — В конце концов, Лосев не сумел сдержать своих эмоций. Молчание Масека было таким долгим, что показалось, ответа не будет вообще. Но через несколько минут за его спиной заскрипело пассажирское сиденье, и он услышал знакомый и уже такой
— Вначале я действительно выполнял его поручения. Но потом, когда я узнал тебя получше, мне захотелось, чтобы ты стал моим настоящим хозяином. Только это не получилось.
— Почему?
— «Хозяин» — это ведь на всю жизнь. Его или мою… В этом все дело. Мы не можем жить вместе. Дорога на Землю мне заказана. Некоторые из моих собратьев еще живут там, но те, кто ушел, не имеют права вернуться. А ты не захочешь остаться в моем мире. Это последняя наша встреча. Я здесь лишь для того, чтобы помочь тебе добраться до настоящей Земли.
— Зачем? Зачем ему это нужно? Почему он позволяет помогать мне?
— Не знаю. Я всего лишь маленький домовой. Игра идет большая, она еще только начинается, и тебе в ней отведена не самая последняя роль.
— Ты все время его чувствуешь? Каждую минуту?
— Конечно, нет. Он входит в меня, только когда ему это нужно.
— И ты… — Лосев заколебался, не сумев сразу подобрать нужных слов, и, наконец, спросил без обиняков: — Когда это происходит, ты чувствуешь отвращение?
— Отвращение? Когда это происходит — это как прекрасный сон. Я вижу в одно мгновение тысячи миров и миллионы разных существ. Я чувствую их мысли и их радость от общения со мной. Это длится недолго, и все забывается, свет гаснет…
— Свет?
— Общение с ним похоже на вспышку света.
После этого ответа Лосев почувствовал странную ревность. Что бы Масек теперь ни говорил, друга он все равно потерял. Уловив его настроение, домовой холодно сказал:
— Нам пора собираться. Твой кар объявлен в розыск по всем полицейским постам. Так что до ближайшей станции воздушки придется добираться пешком.
— И куда потом? Далеко нам ехать?
— Часов пятнадцать. Вход в туннель находится в районе Уральских гор. Его еще придется искать.
Вход они нашли на утро следующего дня. В густом сосновом бору, разрезав землю, вверх вздымался черный клин гранитной скалы. Лосев долго всматривался в нее, прежде чем заметил на поверхности камня легкое, расплывчатое мерцание. Вход был здесь, и стоило поторопиться, пока он не «ушел».
Только сейчас, вдруг, несмотря на все предыдущие разговоры, Лосев понял, что настала пора окончательного прощания, что сейчас он потеряет этого забавного, похожего на медвежонка друга навсегда. «Все-таки друга»… — с горечью подумал он.
— Ты действительно не можешь уйти со мной?
— Не могу, Лосев. Я же тебе говорил, не могу…
И была в голосе Масека такая горечь, что Лосев продолжил свои попытки.
— Не бывает безвыходных положений. В конце концов, Земля твоя старая родина, она сейчас в беде. Там идет война, и мы там нужны, мы оба… Может быть, Гифрон отпустит тебя… — не отдавая себе в этом отчета, Лосев нес какую-то чепуху, уже не замечая противоречий в собственных словах.
— Сколько тебе лет, Лосев?