Лабиринт Ванзарова
Шрифт:
В дверь постучали, Успенский разрешил войти. Санитары вкатили каталку, на которой сидел спеленатый мужчина. Над белым коконом смирительной рубашки, перетянутой ремнями, торчала взлохмаченная шевелюра, будто человека ударило током. Доктор знал, что электричество к пациенту еще не применяли. Вкололи двойную дозу успокоительного. Глаза пациента были мутны, но смотрел он с ненавистью. Успенский попросил санитаров выйти.
– Как себя чувствуете? – он приподнял подбородок больного, разглядывая зрачки и синеватую шишку
Тот резко дернул головой.
– Зачем со мной так поступили?
Успенский не стал возбуждать пациента, отодвинулся и мирно скрестил руки.
– В чем же мы провинились перед вами, милейший?
– Прекратите разговаривать со мной как с умалишенным! – пробурчал пациент.
– Ну что вы… Мы просто хотим вам помочь. Немного перенервничали. Устали… Вижу, головой ударились.
– Это неудачный переход… Ничего, я привык… Шишка заживет.
– Не первый раз головой ударяетесь?
Пациент дернулся как бабочка, которой пришло время вылететь из кокона. Ремни держали крепко.
– Не смейте говорить со мной подобным образом!
– Спокойнее, милейший, спокойнее… Поверьте, у меня и мысли нет вас обидеть. Мне важно разобраться, что с вами произошло, найти настоящую причину и помочь вам…
Связанный презрительно хмыкнул.
– Помочь… Помочь мне вы не можете… Вы не понимаете, что случилось…
– Так расскажите, с удовольствием вас выслушаю, – мягко ответил Успенский.
– Я… Я… – признание не давалось бедняге. – Я промахнулся… И опоздал…
– Опоздали на встречу?
– Да, пусть так: на встречу! – вскрикнул больной.
– Ну-ну, тише, – доктор сделал примирительный жест. – С кем была назначена встреча? С дамой или знакомым?
– Вас не касается! – посмел дерзить связанный.
– Как вам будет угодно, не смею настаивать…
– Вы просто не сможете понять… Это выходит за рамки вашего понимания. Что выходит за границы вашего разума – того не существует. А говорящий об этом – сумасшедший. Вы же заранее считаете любую странность бредом. Я прав?
По опыту доктор знал, что больные бывают настолько красноречивы, что хочется им поверить.
– Как бы вы поступили на моем месте?
Его наградили циничной усмешкой.
– На вашем месте я не окажусь. Никогда. Прошу: развяжите и отпустите меня. Это слишком важно.
Чего и следовало ожидать: за разумными аргументами непременно следует попытка побега. Типичная картина. Успенский улыбнулся.
– Допустим, отпущу вас. Куда вы пойдете?
– Куда мне крайне необходимо попасть…
– А точнее?
– Я не могу объяснить… Вы не поймете…
– Что ж, не смею настаивать, – доктор изобразил покорный вздох. – Позвольте узнать: почему в мороз оказались без пальто и шляпы?
– Я спешил… Не рассчитал…
– Спешили. Это бывает. Однако костюм на вас довольно… своеобразный, – сказал
– Почему так решили?
– В Петербурге редко встретишь господина в таком… веселом клетчатом костюме. Разве только на арене цирка…
Больной издал обиженный звук.
– Обычный костюм, почти новый, – ответил он и вскрикнул, будто опомнился: – О чем тут говорить? Отпустите меня! Прошу вас!
– Сделаю все возможное, – привычно ответил доктор. – Только поясните, как же вы заработали такую роскошную шишку?
– Опять… Ну хорошо… На пути оказалось препятствие… Ударился об него… Оказался ствол елки… Довольно болезненно… Потерял сознание… Так бывает… Довольно часто… При переходе…
– Не заметили елку в лесу?
Несчастный издал рык и попытался броситься, но съехал на каталке. Заглянули санитары. Успенский попросил усадить буйного и обождать. Когда за санитарами закрылась дверь, он виновато покачал головой.
– Прошу простить за неуместную шутку, – искренно сказал он. – Мне чрезвычайно важно понять, что с вами случилось. Давайте начнем с простого… Поясните, пожалуйста, что имеете в виду, когда говорите: переход. Куда переходили?
Опустив голову, спеленатый пациент сидел молча. Доктор решил, что острая фаза перешла в апатию как-то слишком быстро. Он собрался проверить пульс, когда больной глянул разумным взглядом.
– Вы не поверите…
– Обещаю выслушать со всем вниманием.
– Хорошо, расскажу вам все…
– Крайне признателен.
– Вы знаете, кто я?
Успенский глянул в историю болезни: имя как имя. Что-то знакомое. Хотя верить нельзя: больной сам назвался.
– И кто же вы? – спросил он, предполагая неизбежный ответ.
– Я – путник.
Это было записано в истории болезни.
– Иными словами: путешественник?
– Оставьте ваши глупости…
Доктор слушал внимательно, не перебивал. Под конец убедился: случай не только редкий, но чрезвычайно интересный. С таким изысканным помешательством сталкиваться не приходилось. Он решил лично вести больного. Какая интереснейшая находка, какая занятная вещица, пожалуй, будет полезна для диссертации.
К вещам Ванзаров относился с равнодушием. В его съемной квартире было только самое необходимое, то есть книги. Прочее он считал излишним, чем печалил матушку. Она знала: не родилась еще женщина, которая согласится жить в домашней пустыне ради любви. А если жена обставит их квартиру, как полагается, растратив приданое, Ванзаров плечами пожмет и будет пользоваться одной чашкой и ложкой. Конечно, стул, стол, рукомойник, какая-то посуда и даже старенький самовар в хозяйстве чиновника сыска имелись. Но если бы они исчезли, Ванзаров, пожалуй, и не заметил бы.