Лабиринт. Феникс
Шрифт:
Двойственное впечатление. С одной стороны, «Бранденбург-800» в полный рост нарисовался. Даже на вид бычки сноровкой и силой не обиженные. Другая сторона прямо вопит о нестыковке. Зачем командам разведки по собственным тылам гулять, когда партизаны еще даже организоваться не успели, а на линии фронта и за ней именно сейчас самый лакомый кусок пирога гансов их специализации дожидается? Нет. Здесь что-то другое. Если все сложится, то присмотреться к ребятам придется…
– Чего застыли, славяне? Вижу, что жрать охота, поэтому угощайтесь, потом говорить станем. Только чур
Заставлять не пришлось. От картошки до сала, за обе щеки наминали все, что под руку попадало, но при этом не рискнув отложить в сторону оружие.
«Ну, ты смотри, даже намека на бардак нет! Не детки великовозрастные, мужчины!»
– Наелись? Теперь рассказывайте, как докатились до жизни такой?
Лейтенант набычился, видно голод утолил, мозги в правильном направлении работать стали.
– А вы сами, собственно, кто?
– Резонный вопрос. Представляюсь. Лейтенант частей НКВД Апраксин.
При упоминании аббревиатуры все, включая лейтенанта, вытянулись по стойке смирно. Однако уважают ведомство-то! Лейтенант доложил, несколько меняя форму доклада:
– Военнослужащие семнадцатого саперного батальона. По приказу командира, отделением были высланы на подрыв моста через реку Золочевку. Велено было задержаться и пропустить максимально возможное количество отходящих частей.
– Взорвали? – без всякой задней мысли поинтересовался Каретников.
Лейтенант замялся, солдаты виновато потупились.
– Что?
– Там такое…
– Ну-ну? – подбодрил голосом с нотками неподдельного интереса.
– Заряды мы поставили, провода пробросили, подключились. На левом берегу реки прибывший стрелковый батальон должен был занять организованную оборону. Занял… Только у пехотной части бдительность подвела, а может, руководство неправильно сработало. Я так понял, что около роты немцев, переодевшись в наше обмундирование, переправились по мосту совместно с нашими войсками и открыли сильный огонь из автоматов прямо по нашим переправлявшимся подразделениям. Вы бы видели, какая неразбериха поднялась! Нашу проводку порезали, а к закладке пробиться не позволили. Когда наши опомнились, отпор дали, было уже поздно. Танки противника вышли к переправе и овладели ею. Мост оказался невзорванным, и противник воспользовался им для быстрой переправы танков на левый берег. Бои шли до наступления темноты. Ночью, кто смог, отошли.
– Н-да! Ну что ж, и так бывает. А когда все это было?
– Два дня назад.
Так это так выходит, что он не слишком и задержался в этих местах. Если темп передвижения ускорить, глядишь, и к своим пробиться получится. Не сразу понял, что лейтенант задал вопрос.
– Что?
– Откуда столько трупов во дворе? И кто все эти люди?
Усмехнулся.
– Да вы присядьте. В ногах правды нет. Хутор на отшибе стоит, и это для нас хорошо. – Наконец-то засунул стволы в кобуры, подвешенные на ремень, что не укрылось от внимания всех троих, объяснил ситуацию: – Вот этот, что у меня в ногах сопит, мой сержант. Хутор – ловушка националистов для отступающих бойцов. Голодные бедолаги подходили к хутору, радушный хозяин
– Кто?
– Подозреваю, что местный руководитель националистического подполья. Так вот, что дальше должны делать с придурками, до выпивки падкими… у меня одни предположения. Разбираться не стал, приговор привел в исполнение согласно законам военного времени.
Один из бойцов поежился.
– Так это вы один их?..
Кивнул.
– Один. Если у подчиненных ума нет, приходится самому отдуваться. Видно, плохой начальник.
– Извините. Можно? – как будто из ниоткуда послышался молодой женский голос.
Вся тройка новых персонажей в пару секунд ощетинилась стволами.
Что за… Он ведь проверил все закутки в этом хозяйстве, а через высокий забор не всякий перелезть может. Из-за густых кустов смородины, в уголке двора с садочком, где под деревьями поставлен стол, по пояс материализовалось явление… гм… ясноглазого, растрепанного чучела, явно женского пола, и явно в армейской гимнастерке с треугольниками в полевых петлицах.
– Не понял!
– Старший сержант медицинской службы Егорова…
А глаза лучатся счастьем. Подслушивала, значит.
– …разрешите присутствовать.
Твою дивизию! Кивнул.
– Присутствуйте. Ну и как вам удалось остаться незамеченной? Вы ешьте и рассказывайте.
Не торопясь и стараясь не напихиваться, объяснила прописную истину, которая в двух словах заключалась:
– …все выпили, а я ведь не употребляю. Все заснули, а меня связали и тряпку в рот запихнули, к остальным бросили. Вы нас осмотреть пришли, ну я подумала, враг, а оказалось…
– Н-да! Старею!
– Вы-ы?
– Вы ешьте. Потом себя в порядок приведете и личное поручение выполнять будете. А вы, лейтенант, прошу показать документы, и ваших бойцов тоже. Сами понимаете…
– Понимаем.
Слишком придираться и присматриваться не стал, отметил лишь то, что скрепки на сгибе «книжек» ржавые, с остальным в процессе разберется.
– Лейтенант Иловайский, вы и ваши люди до перехода к нашим поступаете в мое распоряжение. Выставьте наблюдателя на чердаке дома, место там оборудовано, позаботьтесь о смене, выступаем завтра с рассветом. В процессе несения службы бойцов помыть и переодеть, пополнить боекомплект. Форму и боеприпасы найдете в сарае.
Вечер подкрался незаметно. Отрадно, что ребенок больше не орал, вымытый и накормленный, перепеленутый в чистые холстины.
«Молодец, девочка!» Одобрил сделанное медсестрой. Сама вымытая, переодевшаяся в новую форму, причесанная, сержант, вымотавшись и устав от переживаний, спала рядом с ребенком.
«Смотри-ка, из Золушки принцесса вылупилась! Была, как есть чучело, а тут красавица писаная. Этого мне только в отряде недоставало».
Бойцы спалились раньше, чем ожидал. Чисто случайно услышал такое, что и предположить бы не додумался. Пока лейтенант чем-то увлеченно занимался в сарае, решил прогуляться к погребу. Вдруг кто оклемался?