Лабиринт
Шрифт:
– Я бы сказал вместообеденный.
– Что значительно приятнее вместообеденного труда.
– Определенно, – Сергей упоенно зевнул. – Определенно, мы еще многого не понимаем в жизни.
Неожиданно в кабинет зашел Кирсанов. Вид он имел немного взволнованный и отрешенный. В руках Евгений Павлович крепко сжимал изящную папку коричневой кожи.
– Ну как дела? – спросил он, глядя поверх голов.
– В поте лица, – ответил Владимир и показательно постучал по клавиатуре.
Сергей же предпочел промолчать, примерив маску идейного
– Хорошо, – Евгений Павлович неискренне улыбнулся. – Я общался с руководством. Новый срок – завтра с утра.
И он вышел под оглушительные, несмолкаемые овации. Ведь что может быть прекраснее, чем отложенное на завтра дело?
– Пошли, пообедаем? – предложил Сергей, когда Кирсанов покинул кабинет.
– Ты же уже поспал.
– Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, это не одно и то же.
– Что ж, будем надеяться, в этот раз ты не ошибешься.
Обед прошел так же, как и весь остальной день. Тихо, мирно и без сомнительных предприятий. Именно так и должен проходить день, который вдруг отложили на завтра. Просто, легко и бездумно. И лишь вечером все может снова пойти не так.
Владимир бежал. Задыхаясь и спотыкаясь, он мчался вперед, не думая о том, что ждет впереди, но, зная, что позади уже заждались. Раз и навсегда отгоняя дерзкие мысли о том, что надо остановиться, выхватить из ножен меч и лицом к лицу встретить настигающий его ужас. Тем более что ни меча, ни ножен при себе у него не было, чему, безусловно, стоило порадоваться. Ведь они бы чрезвычайно мешали бежать.
Еще полчаса назад Владимир стоял на кухне, заваривал чай и планировал исключительно вальяжный спринт до дивана. А вот теперь он бежал и останавливаться не собирался. По крайней мере, никоим образом не по своей воле. Предельно простой и, разумеется, невыполнимый план.
И ведь ничто не предвещало такой драмы. Обычный поход в обычный Лабиринт. Обычная тоска и усталость. Обычные страх и раздражение. Обычный поворот. Поворот, за которым спиной к нему стоял Хранитель. Он размеренно постукивал по каменному полу своей тростью, выбивая из камней зловещий минорный марш. Хранитель неторопливо развернулся, оборвав марш на самом возвышенном месте.
– Ты решил? – без предисловий спросил он, и фонари огромных глаз вонзились Владимиру прямо в душу.
– Решил, – Владимир собрал волю в дрожащий кулак. – Придется тебе еще поработать.
Хранитель расстроенно скривил тонкие губы и неодобрительно поморщился.
– Ты помнишь, что должен? – уточнил он.
– Помню и готов отдать чем-то другим.
– Но мне больше ничего не надо.
– Тогда давай подождем. Вдруг да понадобится.
– Давай, – неожиданно легко согласился Хранитель, – я подожду, пока ты не станешь умолять меня снова сделать тебе предложение. Посмотрим, насколько долго нам придется ждать.
– Посмотрим, – неуверенно согласился Владимир.
Узкое лицо Хранителя озарилось меланхоличной улыбкой. Янтарные глаза чуть потускнели, и он сделал несколько шагов
– Обернись.
Владимир обернулся, застыл на пару сжавшихся секунд, а потом сорвался в олений, панический бег. Так по Лабиринту бегать было нельзя. Но бежать по-иному Владимир просто не мог.
За его спиной мчался стремительный темнокрылый Ужас, не догоняя, но и не отставая ни на миг. Обещая настичь в любой подходящий момент. Обещая бесконечную расплату за неосторожный выбор.
У Ужаса не было клыков, рогов, когтей. У него не было горящих глаз и лязгающей пасти. Ни жуткого рычания, ни мертвенного шипения. Даже сколь-нибудь отталкивающего запаха не было. Наоборот, – легкая, отчасти даже приятная прохлада.
Так почему же было так страшно?
Потому что Ужас менял Лабиринт. После него Лабиринт был уже другим. Он ломался, корчился, извивался, словно змея, у которой медленно отрезают голову. Умирая, но пока еще не успев умереть.
На глазах Владимира рушился его мир, его разум. Превращаясь в безбрежное и безжалостное царство ночных кошмаров. Кошмаров, которые должны были остаться с ним навсегда. И если он хотел это пережить, если не хотел сойти с ума прямо сейчас, то он должен был бежать.
– Надо остановиться, – твердил Владимир, – надо просто остановиться, и все это пройдет. И я пойду допивать чай. Пускай даже холодный.
Но он не останавливался. Он даже не оборачивался. Одного раза вполне хватило, чтобы понять – оборачиваться не стоит. Вдруг, обернувшись, ты поймешь, что уже не убежать. Остановишься и долго еще будешь ждать, когда тебя наконец догонят.
Конечно, у Владимира оставалась одна-единственная возможность прекратить эту безумную погоню. Без раздумий, сомнений и юридических уловок согласиться на предложение Хранителя. Вернуть долг. Сдаться уже в самом начале.
И это, пожалуй, было лучшее из того, что он мог сделать. Но ведь что-то заставляет нас отвергать даже самые расчудесные, самые восхитительные предложения. Что-то подталкивает нас в лесную чащу, когда можно выбрать прямую дорогу к дворцу у моря. Что-то приказывает выбирать ужас вместо короны. И не кланяться! Никому, никогда и ни за сколько!
И Владимир стискивал зубы и не звал Хранителя. Гнал из больной головы мысли о немедленной капитуляции. Бежал, каждый раз выбирая правый поворот, просто для того, чтобы не думать, куда поворачивать.
А Ужас все гнал его вперед, заставляя переставлять каменеющие ноги, заставляя жалеть о каждом шаге, о каждой секунде. Заставляя тяжело и обреченно дышать в надежде, что и этот вздох не станет последним.
После часа безумной гонки Владимир окончательно обессилел и, споткнувшись об очередной выступ, рухнул на твердый пол, больно ударившись локтем. Он попробовал тут же встать и бежать дальше, но тело едва ли подчинялось его командам. Кое-как Владимир поднялся и, заранее проклиная свой поступок, посмотрел назад.