Лабиринт
Шрифт:
– Я снова хочу быть красивой. Прости.
И он остался. Он вырубил желоб для сбора воды и утеплил вход в пещеру. Сражался с крысами, охотился и мастерил силки. А когда наступила зима и выпал снег, когда на смену серым дням пришли краткие чуткие сумерки, он перестал выходить в лабиринт - запасы были сделаны большие и можно было отдыхать.
Горел очаг, и женщина сидела у огня. Сверкала острая игла, разноцветные бусинки мелко дрожали, потом замирали; на старых, потертых одеждах рождались бесконечные узоры.
Однажды женщина сказала:
– Как хорошо, что все ушли. Никто нам не мешает.
Он согласился:
–
И вздрогнул, испугавшись собственного голоса. Он, Молчаливый, вдруг заговорил! А женщина, смеясь, поцеловала его в губы и сказала:
– Ну вот, наконец ты мой весь, без остатка.
И с того дня он стал учиться говорить. И с каждым новым словом чувствовал, как исчезал, таял многолетний тяжкий груз, сдавивший душу. Он понял - жизнь не только лабиринт, но и свет, и тепло, и еда, и очаг, который греет для того, чтоб на щеках у женщины играл румянец и чтобы она пела песни, была счастлива, хотя ее не по годам седые волосы так и останутся седыми. Когда она спала, он часто гладил эти волосы. И как-то раз, когда она проснулась, он рассказал ей о себе. Все, без утайки. Она долго молчала, потом улыбнулась и тихо сказала:
– Жизнь коротка. И когда я умру, ты уйдешь. А пока подожди. Обещай!
И он поцеловал ее седые волосы.
Вновь наступили сумерки, вновь сверкала игла, блестели бусинки. Женщина пела. Молчаливый смотрел на нее. Шли дни, сыпал снег. В селение никто не возвращался. Глупцы, чего они боятся! Да если б из лабиринта был выход, давно бы уже кто-нибудь нашел его и вывел отсюда людей. Но лабиринт бесконечен, а жизнь коротка. И стоит ли растрачивать ее на поиски несуществующего выхода, когда есть пещера, есть теплый очаг, есть любимая женщина?! Глупо!
Зима продолжалась. Шел снег. Таких обильных снегопадов раньше не было. Каждое утро Молчаливый подолгу разгребал сугробы, освобождая вход в пещеру. Дни шли за днями, снег все валил и валил. Однажды женщина сказала:
– Страх у моих сородичей, наверное, давно уже прошел. Но даже если они захотят вернуться, им теперь придется ждать весны. Ведь по таким сугробам им в селенье не пробраться.
А Молчаливый вдруг подумал, что если бы всегда был зима, то снег давно бы уже засыпал лабиринт, и тогда можно было бы подняться на вершины стен. Он вышел из пещеры, посмотрел вверх и нахмурился - чтобы так случилось, снег должен идти еще лет десять, а то и двенадцать. Но этого, конечно, не случится. И Молчаливый вернулся в пещеру.
Запасов было много, голод им не угрожал, холод тоже. И они были счастливы.
Зима тем временем шла на исход. Снег больше не падал, задули метели. Сугробы стали плотными, покрылись твердым настом. В такие не провалишься, можно идти. Конечно же, торить тропу одному тяжело. Но если двинется целое племя, то мужчины, попеременно сменяя друг друга... Однако же никто не возвращается!
Так исподволь, сам того не желая, Молчаливый стал все чаще думать об ушедшем племени. Нет, он не ждал его обратно, просто в душе у него вновь проснулось беспокойство. Вначале глухое я необъяснимое, потом... Он понял, что его тревожит. Что, если и впрямь есть некто сладкоречивый, которому известна тайна лабиринта? Что, если он увел за собой людей и теперь они там... А что - там? Но что - не важно. А важно то, что племя до сих пор не возвращается. И получается, что тот, кто так боялся этого, ушел, а тот, кто желал, кто мечтал, тот остался.
Нет, лучше не думать! Ведь у него есть все - еда, тепло и женщина. Пустые мысли - от пустого времяпрепровождения.
И Молчаливый стал работать. Пещера показалась ему тесной, и он взялся расширить ее. Теперь он с утра до вечера колол камни, врубаясь в неприступную скалу, а к ночи в изнеможении падал на лежанку. Спал Молчаливый очень крепко и потому не слышал, как женщина, склонившись над ним, шептала заклинания и плакала.
Но все равно однажды утром, когда дни уже стали заметно длиннее и кое-где зазвенела капель, она увидела, что Молчаливый сидит на пороге и смазывает башмаки крысиным жиром. Мгновенно побледнев, она тихо спросила:
– Зачем тебе это?
– Весна, - ответил Молчаливый.
– Скоро снова ходить на охоту, - и отвернулся, чтобы не смотреть ей в глаза.
– Да, - согласилась женщина.
– Ты прав. Я, должно быть, старею.
Он встал и зашвырнул башмаки в дальний угол.
– Ты что?!
– воскликнула она.
А он привлек ее к себе и стал целовать.
Вновь потянулись дни - спокойные, беспечные. Потом пришла весна, растаял снег, и побежали ручьи. Грязь была непролазная, и выйти из пещеры было невозможно. Женщина часто смеялась и пела. Она даже как-то сказала:
– Хочу, чтоб весна была вечной!
Но с каждым днем становилось теплее. А по ночам все громче выли крысы.
– Пора, - сказал однажды Молчаливый.
Он взял два ножа - короткий, для разделки туш, и длинный, для боя, заткнул их за пояс и потянулся к башмакам...
– Оставь, - сказала женщина.
Он посмотрел на нее исподлобья.
– Оставь, - повторила она.
– Когда они на месте, мне спокойнее. Прошу тебя!
И он не спорил.
В тот день он не охотился, а лазал по камням, ходил над пропастью, метал ножи, лежал, не шевелясь, в расщелинах, ловил руками ящериц, смотрел в их красные холодные глаза... и отпускал.
Вернулся он поздно. Вошел, сел, нахмурясь, к огню. Обильный ужин ждал его. Бульон, запеченные в глине улитки, пучок душистых корешков и даже где она взяла?
– грибы-подснежники. Молчаливому стало тепло и уютно. Женщина весело пела, ласкалась к нему и смеялась. Он обнял ее, хотел было сказать...
Но она перебила:
– Не надо!
А ночью он проснулся. Лежал и смотрел в потолок...
И вдруг вспомнил! Он тихо поднялся с лежанки и высек огонь, осмотрелся... Потом шаг за шагом медленно обследовал пещеру...
И только в очаге, среди золы, нашел кусок обугленной подметки. Он оглянулся. Женщина спала, раскинув руки, улыбаясь. Молчаливый вздохнул.
А когда женщина проснулась, Молчаливого в пещере не было. И только за порогом, в грязи, были отчетливо видны следы босых ног. Следы вели за поворот.
Уйдя от женщины, он шел весь день и ночь, и следующий день, потом упал и уснул, не разведя костра. Проснувшись еще затемно, он встал и пошел. С тех пор он так и шел, пока не валился без сил. Случалось такое, что ночью он шел, днем отдыхал, а вечером вновь поднимался и шел. Он почти не ел, не разжигал костров и не искал для отдыха укромных мест. Он даже не ставил зарубок в пути. Быть может, он плутал на одном месте, а может, шел вперед. Он не встречал селений, не встречал людей. Шел, пил гнилую воду, снова шел. И вдруг...