Лабиринты безумия
Шрифт:
Получено в Москве 26 сентября 1940 г.
в 12.05
Пока в Берлине готовились к подписанию Тройственного пакта, пока сотрудники германского МИДа шифровали и передавали в Москву телеграмму Риббентропа, а в немецком посольстве лихорадочно ее расшифровывали, по всей Германии ревели сирены воздушной тревоги – английские тяжелые бомбардировщики все более уверенно вгрызались в воздушное пространство Германии, явно показывая, что, несмотря на все амбиции, противовоздушная оборона Рейха очень далека от совершенства.
В течение 25 и 26 сентября особо мощным ударам с воздуха подверглась одна из главных баз германского флота
27 сентября 1940 года в Берлине в обстановке «суровой и сдержанной торжественности» был подписан Тройственный союз между Германией, Италией и Японией. Хитрые японцы, вовсе не желавшие связывать себя какими то ни было союзами, настояли на чисто азиатской туманности текста, который гласил: «…договаривающиеся стороны обеспечивают друг другу взаимную поддержку в случае, если одна из сторон подвергнется нападению со стороны государства, пока еще не вовлеченного в войну». Все интерпретировали эти слова как предостережение Соединенным Штатам, но каждому было ясно и другое – теперь Сталин в случае вторжения в Европу вынужден будет считаться с перспективой открытия второго фронта на своих восточных границах.
Накануне временный поверенный в делах Германии в Москве, как ему и было приказано, попросил приема у Председателя Совета Народных Комиссаров и народного комиссара иностранных дел СССР Молотова. После некоторых бюрократических проволочек он был принят Молотовым в 22.00 по московскому времени.
Нарком был сдержанно приветлив. Выслушав послание Риббентропа, он с удовлетворением отметил 6-й пункт. Неожиданно переменив тему разговора, Молотов спросил Типпельскирха, как понимать последнее германо-финское соглашение, которое, согласно финскому коммюнике, предоставляет германским войскам право прохода в Норвегию через Финляндию?
Типпельскирх ответил, что не имеет по этому вопросу никакой информации, и снова перевел разговор на предстоящее подписание Тройственного союза. Однако мы имеем право, продолжает Молотов, не только быть об этом предупрежденными, но и ознакомиться со всеми секретными протоколами, прилагаемыми к договору. Это желание советского правительства, поясняет Молотов, основано на статьях 3 и 4 договора о ненападении, заключенного с Германией. Если Советский Союз понимает свои права неправильно, то пусть правительство Германии разъяснит свою позицию по этому поводу.
Но временный поверенный в делах фон Типпельскирх ничем помочь не может, кроме как сообщить об этом желании советского правительства в Берлин. Немного помолчав, Молотов снова возвращается к германо-финскому соглашению. Общественность мира уже обсуждает это соглашение, а советское правительство о нем ничего не знает.
Молотов вновь ссылается на советско-германский договор, в секретных протоколах к которому ясно говорится о сферах влияния. Типпельскирх неизменно напоминал наркому, что ему поручено только информировать советское правительство о предстоящем подписании Тройственного союза, а обо всем остальном он немедленно информирует свое правительство, поскольку сам не обладает по этим вопросам никакой информацией…
30 сентября «Правда» сообщила
Разведсводки, потоком идущие через генерала Гальдера, уже не оставляли никакого сомнения в подготовке Сталиным нападения на Германию. Вопрос заключался только в сроках.
«Увеличивается количество сведений, – с тревогой записывал в своем дневнике начальник генерального штаба вермахта, – о том, что Россия в 1941 году готовится к вооруженному конфликту с нами. Русские войска усиленно совершенствуют свою боевую выучку. При этом большое значение придается действиям в лесистой местности. Использование лесистой местности в оперативном и тактическом отношении ставит перед нами новые задачи в области управления войсками, их организации и боевой подготовки».
Около полудня Гальдер был вызван к главнокомандующему сухопутными войсками генералу Браухичу, который только что вернулся из Берлина, привезя кучу слухов и сплетен и честно сказав, что он сам ничего толком не понимает. «…В ОКВ тоже не в состоянии определить четкую военно-стратегическую линию. Тройственный союз, естественно, вызывает необходимость вполне определенных политических решений. Но политическая игра далеко закончена, и результаты нельзя предвидеть. Откровенно говоря, фюрер непоследователен, с ним трудно работать. Сейчас у меня сложилось впечатление, что он не хочет конфликта со Сталиным, а действительно желает покончить с Англией, хотя, как тебе хорошо известно, Франц, вся эта кутерьма на побережье Ла-Манша была заварена для того, чтобы отвлечь внимание Сталина от сосредоточения наших войск на русской границе. Ныне же фюрер направил Сталину извещение о заключении пакта с Японией за 24 часа до его подписания. Теперь готовится новое письмо Сталину с целью заинтересовать его в английском наследстве и добиться поддержки против Англии. „Если это удастся, – заявил фюрер, – то полагаю, что можно будет начать решительные действия против Англии“. „Против Англии? – переспросил я. – Но, мой фюрер, ведь было принято решение сосредоточивать силы в восточном направлении…“
Он не дал мне договорить, вскочил и почти заорал: «Сейчас самое главное добиться окончательного урегулирования отношений с Францией и выяснить позицию Италии по этому вопросу. Я собираюсь встретиться с дуче в ближайшие дни и обсудить с ним дальнейшие шаги относительно Франции! Мы никогда больше не позволим Англии использовать Францию в качестве своей шпаги на европейском континенте! Провидение именно для того и выбрало меня, чтобы навести порядок в нашем старом европейском доме, очистив его от евреев и английского владычества!»
«Ладно, – усмехнулся Гальдер, – мы – солдаты и должны делать свое дело. По крайней мере пока удалось без особых помех развернуть достаточно сил в Румынии. А, судя по всему, Сталин нацелил свой главный удар именно туда».
Сталин, хоть и считал Гитлера молодцом, но в душе презирал, главным образом из-за его теоретической некомпетентности, что приводило к неприкрытому плагиату.
Помнится, еще в старые времена, в 1918 году, Ленин официально ввел «партмаксимум», выше которого не мог получать ни один человек, заявив при этом, что выше рабочего заработка не будет ни у кого. Одновременно все газеты писали о скромности быта Ильича, отказавшегося от роскошных кремлевских палат и поселившегося в двух маленьких комнатках, одной из которых был его рабочий кабинет, состоящий фактически из письменного стола, заваленного книгами и бумагами.