Лабиринты Миров – 2. Мир, в котором меня ждут

Короткова Виктория

Воспоминания о двух комочках накрыли неожиданно. Момент осознания, что они уже не умещаются на руках, и ноги свисают далеко вниз, а ведь когда-то их крошечные тела помещались на предплечье. Перед глазами встали их беззубые улыбки и пухлые щечки, передернуло от бессонных ночей и недовольных криков. Вновь волной поднялась радость от первых слов, неуверенных шагов.

Впереди раздался смех. Высокие голоса, такие родные, ворвались в душу, одним мощным ударом разбивая некогда выставленный блок. Теплом по телу растеклись воспоминания о семейном уюте, игровых вечерах, нескучных ужинах. Все, что, казалось, осталось за чертой времени, сейчас само плыло ко

мне в руки. Я могла дотянуться до этой жизни. То, что привело меня сюда, было лишь страшным сном, потому что жизнь, которую я думала, что потеряла, сейчас отпускала свежие побеги.

Наблюдая, как дети прыгают по сугробам, исчезают в белом покрове и выныривают черными фигурками с красными щеками, я приняла решение никуда отсюда не уезжать. Было просто забыть месяцы слез, пропитанные сладким вином, боль от впивающихся предметов в тело, оставлявших синяки и шрамы. Новых знакомых и год учебы вытеснила чужая, но упоительная реальность. Даже образ Максима отошел на задний план.

Я наконец была там, где должна была, там, куда стремилась, там, где хотела обрести покой. И в вакууме собственных эмоций чувствовала, как сердце успокоило свой хаотичный бег. Оно забилось ровно, но легче и немного веселее отмеряло новый ритм. Даже боль в животе прошла, ее затмило захватившее тело ликование.

– Братья лучшие друзья – это редкость. Ты молодец, что такими их воспитала, – пустила я ей стрелу лести. И попала в цель, потому что румянец удовлетворения появился на подмерзших щеках.

– Мы с Сережей готовились. У него неудачные отношения с сестрой, поэтому воспитывал – и меня учил – на основе собственного опыта.

– А еще это очень удобно, когда они существуют автономно. Можно быть уверенным в том, что они первые поддержат друг друга… и на свободное время, да? – я хитро улыбнулась.

– Точно, – подхватила она, попавшись на мою удочку. – Иногда так устаешь к вечеру, но вместо уроков и работы аниматором можно просто отдохнуть.

Интуитивно я чувствовала, что надо надавить на больную тему.

– Мамой быть нелегко. И одновременно женой.

– И плюс работать. Знаешь, я иногда скучаю по декрету. Не надо было никуда торопиться, ты контролировал скорость жизни по своему настроению. Никаких будильников, кроме голодных мальчишек, – рассмеялась она. – А теперь надо быть суперженщиной, чтобы успеть все. Мальчишки всегда остаются мальчишками, поэтому помощи от них особо нет. А вот требований – хоть отбавляй.

– И в отпуск одну никто не отпустит… – по капле добавляла я масла в огонь.

– Всего бы недельку – а лучше месяц… – мечтательно проговорила она. – Кажется, я забыла, что такое свобода. С самого утра приходится думать за всех о питании. Кто что любит на завтрак, кто что любит на обед, и как подсунуть тарелку овощей и немного фруктов. Постирать, погладить. Боже! Как же я не люблю гладить! Трое мужчин в доме, и всем надо отпарить штаны, пиджаки и рубашки. Я уже решила, что с двенадцати лет введу правило, чтобы мальчики учились ухаживать за одеждой, иначе я просто сойду с ума, – она шумно выдохнула и сделала паузу, чтобы успокоиться. – Все праздники на мне, подарки на мне. Распланировать, распределить, подготовить. Я так устала!

Она зарылась лицом в руки, а по моим губам пробежалась улыбка. Было приятно вспомнить хлопоты по дому. Конечно, иногда и я злилась, что домашние дела не заканчиваются. Но радость от семейных вечеров перечеркивали любую усталость. За отдыхом я обращалась к подругам – то, как они умели смехом выместить проблемы, было бесценно.

Дача родителей мужа, которые не позволяли мне подходить к плите и баловали внуков, тоже помогала перезагрузиться, даже если мы не выбирались никуда в отпуск.

– Знаешь, я забыла, когда принимала ванну, в тишине, с бокалом вина и тихой музыкой, как делала раньше. Раз в месяц полчаса – я не так много прошу! Но теперь я так устаю, что боюсь уснуть в воде. Забыла, как до работы прогуливалась пешком и все успевала. Теперь без машины никак: футбол, хоккей, шахматы, научный кружок, робототехника. Не представляю, как все это осилить пешком… Да и вообще осилить. Хочется потом просто лечь и уснуть, но нет: ужин и уроки сами себя не сделают, – она вдруг посмотрела украдкой на меня, но сразу отвела глаза. – То, что случилось в твоем мире, ужасно, но разве оно не развязало тебе руки? – в ее голосе боролись надежда и отчаяние.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы решить, ответить ли честно о том, что свобода потеряла свою привлекательность, или продолжить заманивать ее в ловушку. И я не соврала:

– Это многое изменило. Больше никакой суеты под праздники, суток у плиты, чтобы всех прокормить, споров, что лучше посадить помидоры или цветочки, неконтролируемого шума или постоянных жалоб друг на друга. Тишина.

Я хотела продолжить, рассказать о том, как хотелось заполнить эту пустоту, услышать в чужих разговорах голоса родных, выучить все сорта помидоров и цветов, чтобы поддержать беседу с родителями, и жить в шуме-гаме круглосуточно. Но она мечтательно выдохнула и заговорила:

– Вижу по глазам, как тебе больно. Но сижу слушаю, и все больше хочу хоть ненадолго поменяться с тобой местами. Это звучит глупо и жестоко, понимаю, но ты так сладко говоришь о тишине, что я бы хотела заглянуть в твою жизнь.

«Скажи ей! – кричал внутренний голос. – Скажи, как искала повод жить, стоя на балконе двадцать пятого этажа. Как держала нож над венами – и с тех пор не могла подойти к кухне, чтобы не соблазниться вновь. Как смешала все таблетки в доме и приняла, но горсть не прошла дальше горла, вырвавшись обратно. Сколько соболезнований выслушала, сколько психологов посетила, сколько разных методик попробовала, но все было тщетно до того, как узнала о проекте. Скажи, как мечтала не проснуться, но каждый раз открывала глаза, хотя только после того, как нащупывала бутылку. Скажи!..»

– А ведь это возможно, – проглотив крик, сказала я вслух.

Невозможно было скрыть улыбку. Ведь план, родившийся еще до подписания контракта, уже не казался таким нереальным. Меня опьяняла мысль, что я смогу не просто остаться, но и заменить себя в этом мире так, что никто и не заметит. О деталях задумываться не хотелось. Но я уже видела себя обнимающей детей, целующей мужа. Мы что-то едим, что-то смотрим, куда-то идем, но во всех фантазиях мы смеемся. И этот смех отзывался электрическим током по всему телу. Мое место. Это мое законное место. И она сама отдает мне его.

Шаг четырнадцатый

Компания друзей стояла за воротами. Их было видно по охапке цветов и связке шаров, что они принесли с собой. Максим знал, это лишь красивая упаковка его плана. Но веселье, которое он наблюдал из окна здания, было настоящим. В мыслях промелькнули образы недавней встречи на даче, и на лице поселилась улыбка.

– До свидания! – проговорил мужской голос, и Максим понял, что обращаются к нему. Он обернулся и протянул руку.

– Петр! Для меня была честь познакомиться с вами.