Лабиринты судьбы
Шрифт:
– Ты, что наговорил Коробову, что он звонил мне в три ночи?
– Товарищ майор, я сказал ему правду.
– Он, что не знает, что у нас людей не хватает для сопровождения? Пойми, я на тебя не сержусь, но мог бы сказать, что, ни будь другое?
– Что? На пример?
– Например, что говорил мне. Но сопровождающего сегодня не было. В таком духе.
– В следующий раз скажу.
– Ну, да ладно, бывай.
– До свидания.
Я уехал домой. Меня ждала жена Наташа, которая лениво потягивалась в постели. И не успел я войти в комнату, спросила спросонья:
– Валик, а зарплата
– Ну, как обычно, десятого.
– Спать, наверное, хочешь?
– Нет, на работе на столе выспался в дежурке. Правда голова немного болит.
– Ну, ладно пошли на кухню, чего ни будь, перехватим.
Жена работала на швейной фабрике дизайнером модельером и к девяти ушла на работу.
Я остался один, выпил чашку крепкого кофе. Оделся и поехал на трамвае в сторону центральной улицы Ленина. Возле главпочтамта вышел на одноименной остановке и зашел в помещение Сбербанка России. В окошке продажи валют спросил у девушки кассира:
– А можно сотню долларов цельной бумажкой и новенькую. Хочу жене подарок сделать хрустящей и пахнущей типографской краской.
– А че-ж нельзя. Давай деньги. Доллары новенькие завезли, так что не проблема.
Купив стодолларовую купюру я, вернулся домой. Неспешно разделся, достал из бумажника купюру, повертел в руках. В бумажнике, ассигнация немного выгнулась. В книжном шкафу порылся и достал чистую записную книжку, еще с институтских времен. В записной книжке в конце были карты Азии, Европейской Части и Американского континента. Я вставил купюру между листов карты. И отложил записную книжку. Включил телевизор, стал смотреть сериал. Затем, подумав немного, взял записную книжку, открыл карты атласа, стал смотреть на стодолларовую ассигнацию. Затем достал канцелярский клей "ПВА", аккуратно склеил им две соседние страницы с вложенной между ними купюрой и водрузил записную книжку на телевизор. Затем снова вернулся к просмотру сериала. Так и застала меня жена с включенным телевизором, спящим на диване. На следующий день, я был уже на проходной. Вольнонаемные сотрудники выстроились гуськом и проходили досмотр личных вещей. Не обошла вниманием проверка и меня. Старший лейтенант внутренних войск охраны осмотрел внимательно меня.
– Выложите все из карманов. – Приказал старший лейтенант. Я выложил все, что было. Портмоне, ключи от квартиры, записную книжку. После этого дежурный обыскал, затем пролистал записную книжку и дальше показал жестом, что можно пройти через контрольную рамку.
– Почему такой строгий контроль? – спросил старшего лейтенанта.
– А, что раньше не было осмотра? – вопросом на вопрос ответил старший лейтенант.
– Вы впервые на ка пэ дежурите? – спросил его.
– А, что это имеет значение? – снова вопросом на вопрос ответил дежурный офицер.
И только Тимур Мирзоевич сказал мне при встрече:
– Побег из колонии строгого режима в Коломне. Вот и приняты усиленные меры.
Как я и ожидал к часам десяти в техотдел пришел Дима с папкой под мышкой.
– Здравствуйте, Валентин Альбертович. Вот возьмите на кальке рациональный раскрой листа. Здесь все расписано, надо сегодня технологию написать на этот раскрой, а я зайду, заберу начальнику участка для сверки технологического времени и дам на подпись начальнику цеха, чтобы утвердил.
– Да, хорошо. Я уже подготовил папки для техпроцессов, чтобы не терялись при работе в цеху.
Заключенный деловито повернулся и вышел. А я принялся за технологию раскроя стандартного листа стали толщиной в 3 миллиметра так как знал свое дело хорошо, так как учился легко и схватывал все премудрости технологии обработки металлов резанием. Сергей же Куликов отличался туговатым восприятием технических наук и у него многое не ладилось. Он часто просил у меня подсказки, конечно, я бескорыстно делился с однокашником знаниями и умением сочинять техпроцессы. Дима пришел за технологией в четыре часа дня. Я незаметно от сотрудников достал стодолларовую купюру и положил между листами технологии в папку.
– Ну, что сделали, Валентин Альбертович. – Деловито с порога спросил Дима.
– Да, конечно. Вот в папке.
– Валентин Альбертович! – неожиданно спросил меня Соболевский, – А, что моей подписи не требуется к технологии?
– Геннадий Георгиевич, технология еще не готова, в цеху требуется окончательная проверка. По режимам и процессу.
– Так что вы сидите. Идите в цех и лично проконтролируйте работоспособность техпроцесса.
– Да, иду.
Я и Дима ушли из техотдела. По дороге в раскройный заготовительный участок сказал Диме:
– Я вложил купюру в листы. Тебе остается переложить в свою папку и только.
– Спасибо, Валентин, я этого не забуду. От тебя еще понадобится одна услуга. Вынести готовое матричное клише из зоны. Сможешь?
– Ну, ты же знаешь, что это рискованно. А за просто так я не смогу. Ты сам меня после этого перестанешь уважать.
– Сколько ты хочешь?
– Тысяч тридцать зелени.
– А, почему не пятьдесят? – иронически переспросил Дима.
– Ты мне не иронизируй, я реально рискую.
– Хорошо, я поговорю с кем надо. Только чтобы это было реально.
– Ты, что меня будешь учить, как это сделать? – твердо спросил я.
Заключенный не ответил. Он взял папку у меня, развязал тесемки и достал стодолларовую купюру, быстро переложил себе в черную папку.
– Еще раз спасибо, Колесников. Я тебе это не забуду. А твое вознаграждение будет после того, как ты сделаешь свою работу.
– Ну, само собой.
– Я тебе передам готовую матрицу на твоем дежурстве. Это будет, перед моим освобождением. Я найду тебя сам. А пока надо вести себя, так как будто мы не в заговоре.
Наступил февраль. Морозная ночь дежурства выдалась ветреная. В дежурке было холодно, и дополнительно грел электрический обогреватель, что помогало развеять холодную промозглость ночи. Дима пришел в шесть утра, быстро сунул два свертка.
– Спрячешь в рукава пальто. У тебя пальто, вон какое, как у боярина с воротником и теплыми рукавами.
– Это хорошо ты придумал. Рукава у нас обычно, не ощупывают.
Я привязал скотчем части матричного клише к рукам под мышками и надел пальто. Ничего не было заметно. И спокойно без проблем вынес две части матрицы за проходную колонии. Весной в мае месяце, Дмитрий Яловый был на свободе. Он позвонил мне по телефону в воскресенье.