Лабиринты времени. Антология русской альтернативной истории
Шрифт:
Последний пролёт.
Я взвёл курок и положил палец на спуск. Валить надо сразу. Наглухо. Если только дёрнется.
…Дверь распахнулась легко, с одного удара. Я успел заметить лежащее у края крыши тело, распростершее руки будто в попытке взлететь к Солнцу.
Но я не присматривался, я уже уходил вбок перекатом, беря под контроль слепые зоны.
Мог и не пачкать костюм. Крыша была пуста, а лежащий не представлял опасности. Это я понял, когда подошел к нему – всё ещё на нервах, готовый
Мне достался труп.
С такими ранами в боку не живут. Странно, но крови было совсем немного. На сорочке – и на белоснежной эмали ножа в левой руке.
Похоже, убитый извлёк его из раны. Зря. Верная смерть от кровопотери. «Не в его случае», – отметил спокойный голос в сознании.
Я перевернул труп на спину. Присел на корточки. Он будто иссыхал на глазах. Странно…
Нож в руке – белый, с ажурным кружевом декоративной гарды – не напоминал боевой клинок. Скорее, для писем.
Идеальное орудие убийства. Кто убивает кинжалами в наш прагматичный век? Канцелярская утварь – другое дело.
Ветер донес аромат роз.
…Позже, когда квартира и крыша наполнились суетой офицеров, белыми комбинезонами экспертов и вспышками камер, меня подозвал лейтенант.
– Рудольфи! Мы нашли у старика в кармане документы.
– Не понимаю, – посмотрел я на раскрытую книжицу. – Может, сын? Этому парню лет тридцать от силы. Зачем дедуган таскал его ксиву?
Лейтенант Сергеев, мой шеф, глава городского отдела по раскрытию особо тяжких, в просторечии «убойного», пожал медвежьими плечами:
– Ну так что… Выходит, маньяк полез к старику, а тот утащил его за собой на тот свет? И дело закрыто.
– Хорошо бы.
Мы оба знали: в Матреге случается всякое, но только не такое везение.
2
Я вспомнил об этом происшествии два дня спустя. Пусть даже я числился одним из ведущих дело детективов, только в дурном кино бывает так, что вся городская преступность вежливо ждёт, пока полицейский закроет свое Очень Важное Дело и только потом безобразит дальше, в порядке строгой очередности.
Я тогда сидел в отделе. Отделы детективов никогда, знаете ли, не изменятся. Рухнет небо, возгласит означенный час труба архангела, и грешники с праведниками потянутся в Великий Отдел ждать следственных мероприятий перед Судом.
Вот уж бардак выйдет.
Отделы выглядят одинаково почти всюду и всегда. Бывают они большие и совсем маленькие, но концепция неизменна – напихать в замкнутое пространство максимум столов, усадить за них сотрудников; добавить по вкусу табачного дыма и духоты; пусть всё заглушает грохот клавиатур, а по черным экранам терминалов ползут тексты рапортов; еще нужны свидетели, задержанные и подозреваемые – неизменно кричащие, и, чтобы добавить неразберихи, пусть свисающий с потолка телевизор что-то бормочет.
Я тупо смотрел в глаза сидящего напротив паренька в фиолетовой куртке. Не сказать, чтобы его взгляд был интеллектуальней моего. В допросной за стеной кого-то били.
– Ну и зачем ты кокнул того сопляка? – устало спросил я.
– А зачем он «желтый»? – набычился парень.
Ах да, великое противостояние болельщиков двух шахматных команд. Подростковые банды, будь они неладны, честь шахматной короны.
Я с грустью покосился на заваленный бумагами стол. В книжках хорошо. В книжках все преступления осмысленны, никто не рубит топором по пьяной лавочке детей. Особенно другие дети. Две жизни отнял, подлец – у убитого и у себя. Жалко. Ну что тут сделаешь?
Дверь допросной отворилась. Подозреваемого – слегка пошатывающегося и приобретшего столь любезный моему визави фиолетовый оттенок – вывели пинками.
– Видишь его, дорогуша? – обаятельно улыбнулся я.
Проследил за чуть расширившимися зрачками парня.
– Сейчас у нас с тобой есть два варианта. Либо я даю тебе бумагу и ты записываешь буквально всё, пока я пью кофе. Чи-сто-сер-деч-но. Либо мы с тобой идём внутрь. Мне, в принципе, все равно, не от кофеина проснусь, так от зарядки.
– А к-как же з-закон? – пацан начал слегка заикаться.
– Раньше думать надо было, дружок. Видишь ли, есть два племени людей. Хорошие и дурные. Свои и чужие. Закон защищает своих от чужих. Ему глубоко плевать на этих чужих. На бумаге, конечно, нет, а по факту да. Люди первого типа не убивают. Улавливаешь?
– Давайте бумагу.
Пока он черкал карандашом, до меня вдруг дошла простая истина. Сколько этому герою недоделанному? Лет четырнадцать? Сложись жизнь чуть иначе, не разругайся я на втором курсе вдрызг с Софьей – у меня вполне мог бы быть сын его возраста…
Чушь!
Мне не может быть столько лет, я сам чуть старше. Потому и груб так с младшими, мне легче с людьми немолодыми, что боюсь – поймут: я всего лишь спрятавшийся за маской взрослого пацан.
Интересно, неужели у всех так?… До старости – и дальше, до самой смерти?
…Парень протянул мне признание, прервав мысли.
– Молодчина, – похвалил я. – Сработаемся, вот увидишь. Так нам обоим легче. Сейчас вызову конвоиров. Тебе курева с собой не надо сообразить или там еды какой? Обращайся.
– Ответьте, пожалуйста, на один вопрос, – он поднял на меня ненавидящий взгляд. – Честно.
– Стреляй.
– А себя вы к какой категории причисляете? Из двух?
– Кобуру у меня видишь?
– Вижу.
– Хорошие не убивают, я уже говорил.
…Не успел я сдать паренька на руки трогательному союзу ребят из «детской» инспекции и городской тюрьмы, как на столе зазвонил телефон.
– Рудольфи, старый черт! Кишки наружу – твои? – приветствовал меня бодрый голос из трубки.