Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские
Шрифт:
— Не нравится мне это всё. — Донд облизнул лезвие ножа. — Кто-то злую шутку сыграл с нами. Надо бы разобраться, что к чему.
— Верно, — Наковальня уже в четвертый раз наполнял кружку брагой.
Жадюга из угла наблюдал за разговором, да не забывал счет вести — кто сколько выпил, кто что съел. Сидел, помалкивал, улыбку скалил.
— Одно хорошо, если есть в этой истории правда, то мы теперь богаты.
Удивились попутчики словам Лада.
— Неужели?
— Как так?!
— Откуда богатство взялось?!
Поведал им Лад о том, что рассказали
— Это еще ничего, — вздохнул Лад. — Добро лишним не бывает. Жизнь себе обеспечили.
— Ты о чем-то умолчал. — Наблюдательный Донд воткнул нож в стойку. Жадюга сразу сделал пометку в журнале: взыскать за порчу имущества.
— В новом доме ждет меня... жена, Гадина!
Жадюгу передернуло всего. Он трижды сплюнул.
Все посмотрели на него.
— Что с тобой? Подавился от жадности?
— Никогда, — с хрипотцой заговорил Жадюга, изменившись в лице, — никогда не упоминайте это имя в моем доме! Что угодно, кредит, недосчитанная сдача, лишний стаканчик любого пойла, только не имя ее!
— Дела, — протянул Наковальня. — Что же это за девка такая, если именем ее можно Жадюгу так напугать?.. Говоришь, жена она тебе? А откуда взялась?
— С обозом франзонским прибыла.
— Так она франзонка?!
— Не знаю. Я ее еще не видел.
— Ну и везет же тебе, — рассмеялся Донд. — Сутки прошли, а ты стал богат и женат!
— Ничего смешного в этом нет! — обиделся Лад.
— Да ты не обижайся, — успокоил гоблин. — Эй, хозяин, ты видел жену Лада? Она, что, франзонка?
— Да какая к Чер-Тую франзонка! Наших кровей. Просто в рубежах дальних долго жила.
— А роду она знатного?
— Ничего я вам больше не скажу!
— Не серчай, хозяин, слышал, богатые мы теперь. Всё сполна заплатим. — Этот довод смирил Жадюгу. Он отер губы от слюны и опять сгорбился над счетами.
— Во всём разобраться надо. Вот что сделаем: пусть каждый про себя разузнает. А я письма перечту свои. Может, и выясним чего. А уж тогда и решать будем — что делать и кто виноват.
— Может, заклятие на нас какое? — сказал вдруг Наковальня, и все задумались.
— В этом что-то есть, — ответил наконец гоблин.
— Чепуха. — Лад потер щетину на скулах. — Не берут меня заговоры. Это всем известно.
— А нас берут... Может, опоили нас чем-то?
— А как же я?
— А тебя по голове огрели чуркой деревянной. Слышал я, будто бывает так — стукнут человека по голове, и не помнит он потом ничего.
— Бывает, — подтвердил Донд. — У нас в каждом сериале нечто подобное происходит. В жизни не так часто, но бывает.
Доели, допили, на прощание руки друг другу крепко пожали. Наковальня поспешил к кузням своим. Разумом был он с товарищами, а душой и сердцем уже у горна пылающего стоял, искрами яркими любовался.
Донд отправился в ЗАО. Обещал по каким-то каналам разузнать что-нибудь.
— Пойду и я на заимку, — гоблин почесал шею. — Если правду говорят, то за полтора года там многое изменилось.
— Мухоморов больше наросло, — съехидничал Лад.
— Понимаю я тревогу твою, — не обиделся Сэр Тумак. — Да только бежать от проблем некуда. Дома мы.
— Мудрено ты говоришь, непонятно.
— А ты не думай об этом. Ступай домой. Может, жена твоя и разрешит вопросы какие... Да, чуть было не забыл. От Сичкаря весточку на празднике я получил... Не делай такие глаза. У нечисти есть свои методы связи, и нет тут ничего удивительного. Нетопырь прилетел да шепнул мне на ушко, мол, желает его Партайгеночество видеть Лада.
— Только этого мне не хватало! Не пойду к нему.
— Сходи. Не сейчас. Завтра вечером на заимку загляни, Сичкарь многое знает, может, подсобит нам. Только никому не говори об этом. Не хватало, чтобы посадские от тебя отвернулись за связи с нечистью. Богатство не спасет от злых языков.
— А ты как же? Не помню я, чтобы нечисть в Посаде приветствовали. Свои-то примут тебя?
— Об этом не беспокойся. Как-нибудь выкручусь. А на заимку завтра вечером обязательно загляни.
Лад простился с гоблином и пошел к Седобороду.
Если и прошло полтора года, то здесь, возле избы старика, ничего не изменилось. Те же потертые ступеньки, то же крыльцо темного дерева. Дуб, росший близ избы, не стал больше, хотя куда ему, и так огромный, развесистый...
Седобород был занят. Что-то кипело в котле, булькало, лучины тускло тлели и по избе метались странные тени. Стоя над котлом, Седобород читал книгу вполголоса. На Лада он внимания не обратил. Через минуту бросил в котел травы пахучей, вспыхнуло планам яркое и затянуло избу дымом синим, едким. Лад поперхнулся и бросился вон из избы.
— Дом твой в трех улицах отсюда, возле квартала купцов итайских. Ты его не спутаешь, — донеслось ему вслед.
Понял, значит, зачем приходил, подумал Лад и уверенно направился по указанному адресу.
Дом и вправду с другими спутать невозможно было.
Дома купцов итайских, похожие на причудливые дворцы резные, походили один на другой как близнецы. Лишь дом Комер-сана, стоявший в полверсте отсюда, разительно отличался размахом своим и архитектурой. (Итайцы соблюдали свои обычаи и традиции, и иногда осуждали незлобно Комер-сана за его космополитичность. Термин этот Лад слышал не раз, не понимал его и сперва плевался изрядно, но после перестал видеть в нем нечто обидное и нечистое.)
Свой дом он узнал сразу. Настоящий дом посадский, он уступал итайским дворцам по высоте, зато срублен был добротно. Меж бревен мох сухой лежал, крышу конек резной венчал, на окнах наличники яркие, крыльцо высокое, ступеньки ладные. Вокруг дома тын стоял в рост человека, вдоль него росли цветы странные. Толкнул Лад калитку, звякнул колокольчик медный, и тут же выбежала ему навстречу из дома прислуга многочисленная. Удивился Лад. Все впояс кланялись ему, улыбались. Старуха одна взяла его под руку и повела в дом, нараспев причитая: