Лагерь на озере чикомасов
Шрифт:
– «Шипка!» – вскричал я. – Опять «Шипка»!
Телега, приблизившись к самой воде, круто свернула на высокий берег…
– Что же они здесь лошадей, что ли, поили? – рассуждал я, но, приглядевшись к следам, неожиданно представил себе всё, что здесь происходило часа два-три назад.
Люди выгружали рыбу, точнее, перегружали её в лодку. Вон даже в воде видно, как кто-то, упираясь ногами, отпихивал лодку.
– Ищи, Берта! – радостно закричал я.
– Ищи! – сказал Стёпка, и
След вывел на улицу села и затерялся в многочисленных колеях на песчаной почве. Собака пошла тише, несколько раз возвращалась назад, потом снова вела носом по земле.
Свернув с дороги, Берта подбежала к широким воротам, закрытым на внутренний запор. Она лаяла и прыгала на эти ворота, пока мы не подошли к ней.
– Кого нелёгкая несёт? – послышалось из-за ворот.
Они открылись, и я увидел перед собой небольшого старичка, одетого, несмотря на жару, совсем по-зимнему – в полушубок и валенки.
Собака, чуть не сбив старичка с ног, проскочила во двор, а старик, оглядев свой полушубок, сказал:
– Вот сатана… Чуть шубу не порвала… Твоя, что ль, собака, тёзка?
– Это же Берта, дядя Стёпа! Или забыл, как давал щенка?
– Ну и выросла, сатана!..
Собака вертелась под сараем вокруг большой телеги. Пастушок погладил её, собака обрадовалась и ещё больше запрыгала.
– А кто сегодня ездил на этой телеге?
– На этой? На этой, тёзка, приехал недавно парнишка Молчунова… Как его зовут-то? Ну, да, Мишка!
– А он не сказал, куда ездил, дедушка? – спросил я.
– Сатана тебе дедушка, – проворчал старик и отвернулся.
Стёпка быстро дёрнул меня за рукав и шепнул:
– Не любит, когда дедом называют… Зови его дядя Стёпа.
Я быстро поправился:
– Извините, пожалуйста, дядя Стёпа… Но, может, Мишка сказал вам, куда ездил?
Дядя Степа посмотрел на меня быстрыми серыми глазами и, хитро улыбнувшись, сообщил:
– Говорит, за сеном ездил… А поди-ка узнай, куда он, сатана, ездил!
Я наклонился. От телеги очень сильно пахло рыбой.
– Подите сюда, дядя Степа! – позвал я. – Не сможете разобрать, чем так пахнет от телеги?
– Рыбой? – удивился старик. – Ах, сатана его возьми! Да где же он её натягал? Чур, ни слова, ребята! Никому! Если Молчунов начнёт расспрашивать, ничего не говорите…
– Докуда ж молчать? – улыбнулись мы. – Да, может, его сразу надо забрать?
– Немного помолчать придётся. Ну, денька два… А там мы найдём на него управу.
Старик некоторое время смотрел на меня, потом подмигнул и засмеялся меленьким смешком.
– Кто ж вы такие?
Старик видел меня в первый раз, пришлось рассказать, кто я и как познакомился с Федей.
–
– Пионеры? – уже серьёзно произнёс старик.
– Конечно!
И тогда он вдруг поднял руку и шутливо и торжественно провозгласил:
– Будь готов!
– Всегда готов! – отдал я салют.
Старик заулыбался и похлопал меня по плечу.
– День-два ещё подождём. А то разве можно терпеть такое? Вот сатана-то! Ах, сатана, ну и сатана!
Мы уже закрывали за собой ворота, когда старик крикнул:
– А Федьку-то тоже, что ли, в пионеры записали?
Я отрицательно покачал головой. Он подмигнул и засмеялся:
– То-то! А то ведь он вроде у нас в партии состоял…
Я спросил Стёпку:
– Как думаешь, сам-то не скажет?
– Убей, не проговорится. Ну, а сейчас в магазин, потом живо домой, и – к Феде.
Добежав до магазина, мы стали подниматься по широкой каменной лестнице. На ступеньках сидел человек без шапки, в синей рваной рубашке и грязных солдатских штанах. Перед ним стояла бутылка водки и лежал солёный огурец. Человек время от времени отпивал из горлышка, тащил в рот огурец, но, так и не дотянув, опускал руку.
– Ты что, дядя Гриша, так рано? – сказал Стёпка. – Работать надо, а ты уже пьёшь…
– Сынок! – нараспев прохрипел пьяный, окинув нас масляными глазами. – Да я поработал… Видишь, на пол-литра и зашиб…
– Где ты поработал? Колхозники ещё только в поле выходят…
– Эх, сынок! – ухмыльнулся пьяный. – В колхозе разве получишь под расчёт? А я в другом месте…
– Где?
– Где был, там теперь меня нет, – человек снова поднял голову и, наклонив бутылку горлышком вниз, допил остатки.
Через несколько минут мы услышали какую-то песню.
– Это Молчунов, – прошептал Стёпка, – тот самый, что брал лошадь…
Я осмотрел прилавок. Собственно меня интересовали только сигареты. Но здесь были «Беломорканал», «Прибой», «Север» и никаких сигарет. Я спросил у продавщицы сигареты «Шппка». Она ответила, что таких у неё нет и никогда не было.
– Никогда? – удивился я.
– Да. А вы запишите вот сюда, – протянула она мне книгу записей предложений.
– Нет, зачем же… Вы дайте нам хлеба.
Мы купили хлеба и вышли на улицу. Молчунов всё сидел на той же ступеньке, но уже совсем пьяный. Его голова свесилась к коленям, в руке он всё ещё держал непочатый огурец.