Лагорийский гамбит

Сухов Александр Евгеньевич

Откровенно говоря, помимо идейных соображений, была еще одна причина, заставлявшая меня усердно учить восточные языки. Мне нравились иранская поэзия и арабская проза. До поступления в Институт я не мог предположить, насколько Фирдоуси, Низами или Хайям на фарси, а "Сказки тысяча и одной ночи" на арабском богаче и ярче, нежели в самом качественном переводе. Недаром, все-таки, существует понятие "оригинальный текст", все остальное - вторично.

Отодвинул подальше от края стола томик стихов, вскочил и, вытянувшись

в струнку перед капитаном с красной повязкой помдежа на рукаве, громко рявкнул:

– Слушаюсь, товарищ капитан!

На что офицер весело усмехнулся, махнул ладошкой и негромко сказал:

– Вольно, Лист! Бегом к генералу!

В начальственный кабинет меня допустили без проволочек. Каково же было мое удивление, когда вместо начальника училища я обнаружил в его апартаментах какого-то неизвестного мне типа гражданской наружности. Незнакомец вполне вольготно расположился в кресле за начальственным столом, так, будто это был его собственный кабинет. При моем появлении он заулыбался самой располагающей улыбкой, указал рукой на стоящий напротив стул.

– Здравствуйте Федор Александрович! Разрешите представиться: Хорос.

– Хорос... э?

– Просто Хорос, без всяких там дополнительных прибамбасов, - еще шире заулыбался мужчина.

Присев на указанное место, я начал внимательно разглядывать Хороса. Это был мужчина неопределенного возраста не молод, но и не стар. Лицо гладкое, загорелое. Взгляд серых глаз умный, я бы сказал пронизывающий. Под этим взглядом мне стало не по себе, и я опустил глаза, продолжая исподтишка изучать нового знакомого.

Помолчав немного, мужчина поднялся с кресла, подошел к окну, отодвинул тяжелую штору и зачем-то выглянул на улицу, предоставляя возможность хорошенько рассмотреть всего себя с ног до головы.

Высок, по-спортивному строен, одет в серый костюм, вместо традиционной рубахи с галстуком, тонкий темный свитер, на ногах черные туфли. Все добротное, либо из валютной "Березки", либо прямиком из Парижа или Лондона. По виду, высокий военный чин, дипломат или успешный адвокат, но, скорее всего, этот товарищ с Лубянки - уж больно взгляд цепкий пронзительный. Рентген, а не взгляд.

Кого же он мне напоминает? Ага! Понял. Здорово похож на Шерлока Холмса в исполнении артиста Ливанова и внешне, и манерой держаться и даже голосом. Трубки, конечно не хватает. Не, точно этот тип из Органов - эвон как зырит своими буркалами - прям в самую душу.

– Ошибаетесь, дорогой Федор Александрович, - как бы в ответ на мои сокровенные мысли заговорил мужчина, - Я не являюсь сотрудником ни КГБ, ни ЦРУ, иже с ними Мосад, Кемпейтай, Сигуранцы или еще какой спецслужбы.

– Откуда вы догадались?
– смущенно пробормотал я.

– Многие так думают, - криво усмехнулся Хорос. Затем по-хозяйски предложил: - Что будете, молодой человек, чай. Кофе, сок.

– Если можно, чай с печеньем, а лучше с пряниками, - не стал скромничать я.

– Хорошо, Федор, будем чаевничать.
– После этих слов Хорос вернулся к столу, надавил кнопку селекторной связи и коротко бросил в микрофон: - Чай, пряников, конфет шоколадных! Немедленно!

Создавалось впечатление, что этот загадочный тип чувствует себя в генеральском кабинете вольготнее, нежели сам начальник училища.

Минуту спустя, адъютант генерала лично доставил поднос с яствами и, получив легкий кивок в награду от Хороса, с явным облегчением поспешил удалиться.

Чай оказался цейлонский высшего сорта, уж я-то в этом знаю толк. Пряники свежие мятные, так и таят во рту. Конфеты "Мишка на Севере", просто чудо. Как говаривал знаменитый сатирик: "вкус спесфисский".

Неплохо все-таки во времена тотального дефицита живут генералы. Тут "Примы" невозможно купить в магазине, а они эвон какими "плюшками" балуются. Вот он налицо стимул для карьерного роста. Я тоже хочу быть генералом и каждый день пить чай в таком же кабинете, желательно по нескольку раз на дню.

Усмехнулся собственным мыслям. Пока еще даже не офицер, а все туда же - в генералы. Ничего, упорства и амбиций мне не занимать, глядишь, со временем и на меня, как там в одной популярной песенке поется: "штаны с лампасами сошьют".

– Итак, Федор Александрович, - отодвинув от края стола опустевший стакан и откинувшись на мягкую спинку кресла, Хорос посмотрел прямо мне в глаза, - как дальше жить будем?

– Извините, товарищ Хорос, - я недоуменно захлопал глазами, - но мне не очень понятно, что вы имеете в виду.

– Хорошо, я поясню.
– Мой визави аккуратно снял с рукава своего пиджака одному ему видимую соринку.
– Вы, молодой человек, перспективный курсант факультета восточных языков без пяти минут офицер. По моим данным вы превосходно освоили дари, фарси и арабский, более или менее сносно общаетесь на японском, китайском и корейском языках. Я не говорю об английском, французском и немецком, коими вы свободно владели еще до поступления в ВУЗ. Вот я вас и спрашиваю, каким образом вы собираетесь распорядиться своей судьбой по окончании института?

– А что тут мудрить?
– пожал плечами я.
– Выпуск не за горами. Получаю две звезды на погоны и прямиком за Амударью. Я уже и рапорт написал.

– Вот же чудило!
– всплеснув руками, едва не расхохотался Хорос. И как-то незаметно перейдя на "ты", продолжил: - Да будет тебе известно, отважный юноша, что еще до того, как ты получишь заветные погоны, вся эта афганская авантюра перейдет в стадию панического бегства доблестной Красной Армии, и я сомневаюсь, что у нынешнего генсека хватит мозгов с честью выйти из крайне щекотливой ситуации.