«Лахтак». Глубинный путь(изд.1960)
Шрифт:
Когда он положил трубку, я спросил:
— Что-нибудь о Тарасе?
— Нет, — покачал головой профессор. — О каком-то Адриане Маковском. Не имею о нем ни малейшего представления.
— А что случилось, Аркадий Михайлович?
— Вы же слышали.
— Нет, это вы слышали, а не я.
— Да, да… Говорили из Демидовской хирургической больницы. У них уже две недели лежит тяжело раненный юноша Адриан Маковский. И никто в больнице не знает, есть ли у него тут какие-нибудь родные или знакомые. Сегодня он пришел в сознание и
— Аркадий Михайлович, можно с вами?
— Пожалуйста. Только едем сейчас же.
10. ПАЛАТА № 32
Пока профессор собирался, я задумался над фамилией неизвестного больного: она показалась мне удивительно знакомой. Адриан Маковский… Не читал ли я о нем что-то совсем недавно? Я напряг память и вспомнил, что видел это имя в одном из последних номеров вечерней газеты. Но где оно там фигурировало?
— Аркадий Михайлович, есть у вас «Вечерка» за последние числа?
— Нет. А что?
Я объяснил. Но газеты не было, и мы решили не задерживаться.
Демидовская больница находилась очень далеко, и добраться до нее было трудно. Решили ехать автобусом, так как по телефону профессору сказали, что автобусная остановка возле самой больницы.
Спустя полчаса мы подъехали к расположенному посреди небольшого леска красному трехэтажному зданию. Через калитку в железных воротах мы прошли, никого не встретив. Только у подъезда, в вестибюле, мы увидели наконец швейцара и нескольких посетителей. Швейцар не обратил на нас никакого внимания, если не считать бдительного взгляда, брошенного на нашу обувь, Очевидно, его больше всего интересовала чистота ног посетителей. Убедившись, что тут все в порядке, он не спеша возобновил разговор с какой-то старушкой.
Не успели мы осмотреться, как в вестибюль вошла сестра. Аркадий Михайлович подошел к ней и спросил:
— Скажите, пожалуйста, где можно видеть доктора Корсакову?
Пристально взглянув на него, сестра в свою очередь спросила:
— Вы профессор Довгалюк?
— Да. Меня просили сюда приехать.
— Мы с нетерпением ждем вас. Сейчас я попрошу сюда доктора.
Один из посетителей, юноша, сидевший в углу, внимательно прислушивался к разговору. Едва сестра скрылась за дверью, он подошел к Аркадию Михайловичу.
— Я тоже жду вас, профессор, — сказал он.
Довгалюк удивленно посмотрел на него.
— Моя фамилия Маковский, — сказал юноша. — Адриан Маковский.
— Прошу прощения, — Аркадий Михайлович оглядел юношу с головы до ног, — прошу прощения, но вы, как я вижу, совершенно здоровы!
— Я? Разумеется, я здоров. Меня сюда вызвали.
— И вас вызвали?
— Главный врач вызвал меня по делу о моем паспорте.
Тут память моя совершенно прояснилась. Я вспомнил, что читал в газете объявления об утерянных документах
— Я потерял паспорт, — объяснял тем временем юноша, — а может быть, у меня его украли. Я дал об этом объявление. Позавчера оно было напечатано в газете, а сегодня мне позвонили, позвали сюда и сказали, чтобы я ждал вас. Вы знаете, где мой паспорт?
Аркадий Михайлович посмотрел на меня поверх очков, потом повернулся к юноше, беспомощно развел руками и сказал:
— Голубчик мой, впервые слышу и о вас и о вашем паспорте. Может быть, нам объяснят, в чем дело, те, которые нас сюда вызвали?
Вернулась сестра.
— Снимите, пожалуйста, пальто и наденьте халат, — предложила она профессору. — Пойдем в палату. Доктор ждет вас возле больного.
— Со мной этот товарищ, — Аркадий Михайлович указал на меня.
— Товарищ тоже наденет халат.
Выдав нам халаты, сестра повела нас на второй этаж. В конце длинного коридора она отворила дверь в тридцать вторую палату.
В большой, с голыми стенами комнате стояли три кровати. Две были пусты, на третьей лежал больной. Над ним склонилась светловолосая женщина в халате.
Как только мы вошли, она улыбнулась профессору и сказала:
— Здравствуйте, Аркадий Михайлович. Я не видела вас больше десяти лет, но узнала сразу. Когда я училась в школе, вы преподавали нам ботанику.
Довгалюк, по всей вероятности, не узнал свою бывшую ученицу, но приветливо пожал ей руку.
— Очень приятно! Я к вашим услугам.
— Прошу вас подойти к больному и посмотреть на него. Он без сознания сейчас… Знаете ли вы его?
Склонившись вместе с профессором над больным, я пристально вглядывался в его лицо. Насколько позволяли разглядеть бинты, это был подросток со вздернутым носом и тонкими, плотно сомкнутыми губами.
— Аркадий Михайлович, ведь вы видели фотографию? — спросил я.
— Видел. Да разве по ней можно узнать?
Фотографию Тараса Чутя Аркадию Михайловичу показывали в Староднепровском детском доме.
— Может быть, и он, — проговорил наконец профессор, но уверенности в словах его не было. — Попрошу вас, — обратился он к врачу, — покажите мне его уши.
Умелые пальцы Корсаковой осторожно отогнули марлю, и из-под нее показалось сначала одно, а потом и другое ухо. Меня они ничем не поразили. Но Аркадия Михайловича этот осмотр совершенно удовлетворил.
— Видите, — прошептал он, — уши без мочек. А верх левого словно чуть-чуть срезан.
Врач, сестра и я смотрели на профессора, ничего не понимая.
— Это его приметы, — объяснил он нам, но понял его только я. — О них мне сказали в Староднепровском детском доме. Это он… он, он! — взволнованно повторял профессор.
— Вы знаете его? — спросила сестра.
— Это Тарас Чуть, — ответил профессор, не сводя глаз с больного.
— Так он не Адриан Маковский? — спросила доктор.