«Лахтак». Глубинный путь(изд.1960)
Шрифт:
Одним словом, через несколько минут я оставил приемную Макаренко и направился в приемную Саклатвалы, так как именно там нужен был переводчик с испанского. Выяснилось, что переводчик нужен самому академику. Меня попросили минутку обождать. Ожидание действительно продолжалось не более минуты. Очень скоро Саклатвала позвонил по телефону и попросил меня в кабинет.
Вторично я входил в этот кабинет и застал в нем ту же самую обстановку, что и в прошлое посещение. Окна были затемнены, горело электричество, на столе
— Здравствуйте! — приветствовал меня Саклатвала. — Вы нас спасете?
— Рад оказать вам услугу.
Макаренко не отрывался от рисунков и, кажется, даже не замечал, что в комнату вошел новый человек. Перед ним лежали карандаши и резинка, он время от времени что-то исправлял в рисунке.
— Вы знаете испанский язык?
— Ну, разумеется, хуже, чем автор «Дон-Кихота»…
— Тогда прошу вас взять этот журнал и перевести нам небольшую статью.
Саклатвала подал мне маленький журнальчик в красочной обложке и показал статью. Статья занимала две с половиной странички.
— Чтобы не откладывать надолго, пройдите, пожалуйста, в эту комнату, — он показал на небольшую дверь за его столом.
Я обещал потратить на перевод не больше часа и, очутившись в маленькой комнате, служившей, по-видимому, спальней, немедленно взялся за работу. Перевод давался легко, за исключением отдельных мест, где попадались незнакомые технические термины. Не знаю, чем заинтересовала эта статья Саклатвалу, но мне она показалась скучной. Речь шла о расчетах скоростей и силы торможения.
Работа приближалась к концу, когда в комнату вошел Макаренко. К слову сказать, комната была отгорожена от кабинета такой толстой стеной и так плотно закрывающимися дверями, что в нее из кабинета не долетал ни единый звук.
— Здравствуйте, — поздоровался Ярослав.
Вид у него был крайне утомленный, глаза красные, но в них горел какой-то неукротимый огонь. Голос его звучал тихо, но твердо.
— Как перевод? Трудный?
Я тоже поздоровался и объяснил, в чем состоят трудности.
— Термины? Это неважно. Оставляйте, как в оригинале. Поймем.
Он сел возле меня и начал просматривать исписанные мною листки бумаги. Время от времени он оставлял чтение, чуть морщил лоб, зевал. Видно было, что он не выспался. Я подал ему последний листок, он просмотрел его, поблагодарил и встал.
— Ярослав Васильевич, — остановил я его, — мне поручено узнать, когда вы вернетесь к себе в гостиницу. С вами хотят поговорить два человека. Во-первых, Аркадий Михайлович. Он хотел выяснить вопрос относительно Тараса.
— Он решительно против того, чтобы Тарас переехал ко мне?
— Я думаю, что будет лучше сделать так, как хочет Аркадий Михайлович.
— Передайте,
Макаренко круто повернулся, сделал шаг вперед и взялся рукой за дверь.
— Слушайте, — поспешно сказал я, — сюда приехала Лида.
Это имя сразу остановило его. Он оглянулся. Лицо его словно превратилось в белую маску, взгляд омрачился.
— Я знаю…
— Она непременно хочет вас видеть.
— Как ее здоровье?
— Мне кажется, ухудшилось.
Макаренко подошел к окну и начал смотреть на улицу, механически обрывая листочки стоявшей на подоконнике китайской розы.
— О чем она хочет со мной говорить? — спросил он, выдавливая из себя слова.
— Кажется, о вас…
— Обо мне?
Он был удивлен, потом горько улыбнулся и проговорил:
— Скажите, что я сам заеду к ней. Сразу же после заседания совета.
— Ярослав Васильевич!
Я постарался выговорить это убедительно и вместе с тем укоризненно и просительно.
Инженер повернулся ко мне. Глаза его горели яростью. Он рванул ветку китайской розы и сломал ее.
— Слушайте, я не могу. Не могу! Я должен заниматься только делом. Мы снова отложили заседание совета на два дня. Больше этого делать нельзя. Вы знаете, что будет, если мы не подготовимся к заседанию? — Вдруг он овладел собой. — Я прошу вас сделать все, чтобы мой отказ не оскорбил Лиду. Вы сделаете, я знаю… И никому ни единого слова, — его голос зазвучал грозно, повелительно, — никому ни единого слова о том, что сейчас вырвалось у меня. Вы ничего не слышали.
— Я ничего не слышал, — покорно проговорил я.
Мы вместе вошли в кабинет Саклатвалы. Академик поблагодарил меня и попросил извинения, что так занят. Разумеется, я не задержал его своим присутствием ни на минуту.
Из управления я пошел в гостиницу пешком.
Что сказать Лиде, я еще не знал, но надеялся, что сумею с ней поговорить. Меня это почему-то не тревожило. Другое заставляло меня задуматься. Я все еще не мог понять, почему Ярослав так взволнован, почему сессия совета имеет такое важное для него значение.
Я тщетно пытался разобраться в этом деле, но ничего не получалось. Ясно, что Макаренко обвиняют в ошибках на строительстве, в ошибках, которые ведут к перерасходу и задержке окончания работ. Из всего того, что мне пришлось слышать от самых различных людей, я склонялся к мнению, что обвинения против Макаренко справедливы. Но меня крайне волновал вопрос: намеренно действовал Макаренко или ошибался? Я не мог поверить, что намеренно. С этим никак не вязалось мое представление о Ярославе Макаренко, которого, как мне казалось, я хорошо знал.