«Лахтак». Глубинный путь(изд.1960)
Шрифт:
— В самом деле, странная история, — согласился я. — И как же вы решили поступить с этим делом?
Томазян немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжал:
— Нужно было установить судьбу пассажиров и разыскать сумку о почтой. По моему поручению опытные агенты тщательно обследовали каждый квадратный метр тайги, расспрашивали местных жителей. Розыски не прекращались ни на минуту. Я сам выехал туда, так как мне сообщили, что первого июня двое золотоискателей видели, как с самолета, летевшего над тайгой, прыгнул парашютист. Они рассказали, что парашютист спускался с каким-то грузом, причем один
Томазян умолк.
Его рассказ чрезвычайно заинтересовал меня. Что за странная история!
— Какой вы нашли парашют? — спросил я.
— Обыкновенный. Вы разбираетесь в парашютах?
— Приходилось прыгать… Кроме того, о парашютах я много слышал от Догадова. Кажется, он когда-то увлекался этим видом спорта.
— Парашют шелковый, пятьдесят четыре квадратных метра, учебный…
— И никаких меток?
— Есть номер: Р-002561.
— А по номеру ничего нельзя установить?
— Только то, что он выпущен фабрикой три года назад.
— Что же вы думаете по этому поводу?
— Парашютиста нужно найти во что бы то ни стало. И даже не одного, а двух. Будем искать везде: в тайге и вне тайги. Не знаю, найдут ли их в тайге, но думаю, что московская почта и корреспонденция на имя Лидии Дмитриевны Шелемехи не целиком удовлетворит этого энергичного парашютиста и тех, кто вместе с ним работает. Итак, нужно следить за теми, кто будет вертеться вокруг этой девушки и ее товарищей. Пайрекс-алюминий — это вещь, о которой кое-кто мечтает за границей. Мечтают там также о рисунках литостатов. Вот почему за окружением Самборского тоже нужно следить.
— Кому же все-таки принадлежит честь изобретения литостата? — спросил я. — Сам Самборский что-то глухо намекал на Макаренко…
— Идея Макаренко, но рисунки и конструкция Самборского. Заграничной агентуре идея знакома, и машину они, вероятно, видели не раз. Ее конструкция — вот что их интересует.
— Вы говорите — агентура. Значит, вы считаете, что здесь действует целая шпионская организация?
— Об этом я знаю столько же, сколько и вы… Повторяю: вражеских агентов, появлявшихся здесь до сих пор, мы ловили, как кроликов… Но есть какой-то дьявол, которого нам никак не удается вытащить. Очевидно, он прекрасно владеет искусством маскировки. К тому же, на охоту за ним я вышел, по сути, без помощников, если не считать вас…
В эту минуту в дверь постучали и подали следователю телеграмму.
Сев за стол, он начал внимательно изучать ее. Текст телеграммы состоял из большого количества цифр. Телеграмма была шифрованная.
— Подождите, пока я прочитаю ее, — сказал Томазян, передавая мне какой-то журнал.
Я
Томазян вытащил из ящика небольшую книжечку, посмотрел на стенной календарь, открыл книжку на первой странице и отсчитал какое-то количество строк. Потом он что-то обозначил в книжке карандашом и только после этого принялся переписывать телеграмму. Делал он это очень внимательно.
Я вглядывался в его энергичное, восточного типа лицо с несколько длинноватым носом. В его внешности чувствовались упорство, настойчивость и в то же время темпераментность.
Иногда он останавливался на какой-нибудь цифре, но ненадолго: решение задачи находилось быстро, и он записывал на бумаге очередное слово.
Я думал: стоит ли рассказать следователю обо всем, что мне известно? Хотя Томазян и прекрасный человек, но сумеет ли он чутко отнестись к трагедии Лиды и Ярослава? Хватит ли у него деликатности обойти их взаимоотношения? Это очень трудно, а следователю иногда и совсем невозможно. Нет, лучше ничего не говорить. Пусть я буду единственным посторонним, кому известна эта тайна.
Но вот Томазян закончил расшифровку телеграммы и протянул мне бумагу. Я прочитал:
«Возле Братска задержан подозрительный человек с документами на имя Виноградова. Есть сходство одежды. Остальные приметы не соответствуют тому, что нам известно».
Пока я читал, Томазян начал что-то писать.
— Что вы думаете делать? — спросил я.
— А вот посылаю телеграмму в Братск, — ответил следователь. — «Немедленно самолетом доставьте Виноградова в Иркутск. Требую осторожности». Полагаю, что завтра мы увидим этого Виноградова.
Во мне заговорило любопытство:
— Послушайте, Томазян, мне очень хотелось бы увидеть этого субъекта.
— Хорошо, — сразу же согласился следователь. — Завтра, после того как мы его увидим, мы окончательно решим, нужно ли вам выехать в Забайкалье вслед за Лидией Дмитриевной. Все-таки готовьтесь, чтобы вы могли за час собраться в дорогу.
— Хорошо, буду готов. Я вам еще нужен?
— Будьте здоровы… Между прочим, имейте в виду, что тот, за кем мы охотимся, знает о личных — кажется, достаточно сложных — взаимоотношениях между Лидией Шелемехой и Ярославом Макаренко.
Услышав это от Томазяна, я оторопел.
— Вам что-нибудь известно об этом? — спросил он, испытующе глядя на меня.
— Нет… — едва выговорил я и сразу почувствовал, как у меня начинают гореть уши.
— Ну хорошо, — усмехнулся Томазян. — Итак, имейте в виду, что между ними что-то было и кто-то об этом пронюхал… До свиданья.
Выйдя, я сейчас же посмотрел на себя в зеркало, стоявшее в коридоре. В самом деле, уши мои были красны как огонь. На душе было скверно. Но мог ли я сказать что-нибудь Томазяну о моих друзьях?
12. ЧЕЛОВЕК, СОМНЕВАЮЩИЙСЯ В СВОЕЙ ФАМИЛИИ
Прокуратура помещалась в двухэтажном доме напротив областного суда. Мы приехали туда во втором часу дня.
В кабинетах следователей царила тишина. Сюда не долетали ни стук пишущих машинок из канцелярии, ни шум посетителей из приемной прокурора.