Лаки
Шрифт:
Она даже растерялась. Неужели он действительно рассчитывал, что все закончится так просто?
Джино испытующе посмотрел на дочь и, вместо того чтобы обнять, похлопал по плечу.
– Ну, ну, – проговорил он. – Ишь, какая стала, совсем большая.
Она холодно взглянула ему в глаза.
– Я думала, ты считал меня совсем большой, когда выдавал замуж в шестнадцать лет.
– Значит, ошибался. Но тебя это спасло от немалых неприятностей. Ты вечно собираешься на меня дуться, детка?
Она заметила бутылку виски и налила
Джино не отвел взгляда.
– Наверное, нам, следует серьезно поговорить, – произнес он наконец.
Лаки поежилась под его пристальным взором.
– Да, – сказала она с вызовом. – Очень многое изменилось за время твоего отсутствия. Я вошла в дело. Я срослась с ним.
– Мне говорили.
Лаки не сводила с него горящих глаз.
– И вот что я скажу: ты не сможешь отстранить меня. Никогда. Вегас мой, и я туда вернусь.
– Немного поздно.
– Что ты имеешь в виду?
– Да брось, Лаки, ты ведь не производишь впечатления дурочки. Ты отдала Вегас Боннатти – сама, с милой улыбкой. Думаешь, он так же легко теперь отступится?
– Я знаю, как вести себя с ним.
Джино рассмеялся.
– Разве ты не понимаешь, что Боннатти нам больше не друг?
Она все прекрасно понимала, хотя и не собиралась признавать этого перед Джино. Только сегодня утром из Вегаса прилетел Боджи с рассказом о таком предательстве, что ее бросило в холод от ярости и в жар от желания отомстить. Похоже, ее обвели вокруг пальца, как несмышленую девочку. Боннатти сам организовал убийство Марко. Он хотел удалить ее из Лас-Вегаса – и, избавившись от Марко, добился своего. Она бежала, как и рассчитывал этот негодяй. А теперь он контролировал там все. Но ненадолго – у нее имелись свои планы. И Джино не удастся им помешать.
Они не успели продолжить разговор – приехал Дарио. Лаки не обрадовалась брату. То, что начиналось как полезная деловая беседа, на глазах превращалось в счастливое воссоединение семьи.
Дарио долго не засиделся. Он был весь какой-то дерганый, нервный и после десятиминутной натянутой беседы выскочил из комнаты как ошпаренный.
– Что, черт побери, происходит с парнем? – взорвался Джино. – Верни его, Коста. Давно пора наставить этого голубого на путь истинный.
(К неописуемому огорчению Джино, Коста вынужден был открыть ему глаза на сексуальные наклонности его сына.)
– О, – вставила Лаки. – Боюсь, ты уже опоздал. Если бы ты уделял ему больше внимания, когда он был юношей...
– Ты с кем разговариваешь? – взвился Джино.
Она не собиралась уступать.
– В детстве мы с Дарио оказались лишены нормальной семьи. Нас заперли в этом проклятом мавзолее, в Бель Эйр, как двух прокаженных. Ничего удивительного, что у Дарио все пошло наперекосяк.
– Вы жили просто ужасно, – сверкнул глазами Джино. – Великолепный дом. Все самое лучшее, что только можно купить за деньги.
– Деньги! – Лаки перешла на крик. –
Ее слова ранили его как стрелы.
– Я всегда старался как мог ради вас, – огрызнулся Джино. – Все, что только было в моих силах...
– Значит, этого оказалось недостаточно, – торжествующе заявила Лаки.
Полицейская сирена взвыла на улице. Коста направился к окну, чтобы взглянуть, что там происходит.
– Живо убирайся отсюда и верни Дарио, – завопил Джино. Коста исчез.
– Я ухожу, – заключила Лаки. – Ты и я – мы говорим на разных языках. И так было всегда.
– Ты утверждаешь, что я не стал тебе настоящим отцом, – выкрикнул Джино. – А ты сама – тебя можно назвать хорошей дочерью? Удрала из школы. Спала с кем попало, лишь бы он носил брюки. Переходила от...
– Ни с кем я не спала, – в ярости перебила она. – А если бы даже и спала, что из того?
– Что из того, ты спрашиваешь. Что из того? – Он горестно покачал головой. – Ты права, Лаки. Мы по-разному смотрим на вещи. Что же ты не уходишь? За семь лет ты не удосужилась послать мне хотя бы одну жалкую открытку. И это дочь?
Джино вдруг почувствовал, как сильно он устал. Кто-то начал ломиться в дверь. Он открыл, и в комнату ворвался бледный и дрожащий Коста:
– Дарио застрелили, – выдохнул он. – Рядом с отелем. Он мертв.
– Господи! – вырвалось у Джино. – Господи Боже мой!
Лаки застыла как громом пораженная.
Вдруг Джино схватился за грудь и сделал несколько неверных шагов в направлении кушетки. Тихий стон сорвался с его губ.
– Что с тобой? – бросилась к нему Лаки. – Что такое?
Он опять застонал. Его лицо стало абсолютно серым. Сейчас он выглядел на все свои семьдесят лет.
– По-моему... сердце... прихватило, – с трудом выговорил он. – Пожалуйста... вызови... врача... поскорее.
Только едва не потеряв отца, Лаки поняла, насколько он ей дорог. У него имелись недостатки, но все же он был ее папой... Джино. А когда, находясь между жизнью и смертью, он шепнул ей с больничной койки, что она должна отомстить, отстоять честь семьи, она ни секунды не колебалась. Она выполнит его просьбу. И никаких сомнений.
Энцо Боннатти.
Друг.
Крестный отец.
Убийца.
Предатель.
Она ехала в его особняк на Лонг-Айленде, испытывая ледяное спокойствие.
Отомстить. А почему бы и нет?
Отомстить за семью Сантанджело и за Марко. Не осталось сына, чтобы сделать эту работу, и бремя легло на ее плечи. Она не станет уклоняться от долга чести.
Ни у кого не вызвало ни малейших сомнений, что убийство Энцо Боннатти произошло в результате самозащиты. Он явно пытался изнасиловать Лаки Сантанджело, и она застрелила его из его собственного револьвера. Дело даже не дошло до суда.