Лакуна
Шрифт:
Мистер Равеннер. Вас наняли для того, чтобы вы перевезли груз через границу Соединенных Штатов. Где вы остались почти на десять лет. В моих документах указано, что всего было восемь ящиков; некоторые такие большие, что одному человеку не поднять.
Мистер Шеперд. Верно. Мы везли их с вокзала на тележке.
Мистер Равеннер. Вы знаете, что именно перевозили? Вы сами упаковывали ящики?
Мистер Шеперд. Нет. У меня был список с названиями картин.
Мистер Равеннер. Значит, вы тайно провезли в страну большие ящики с неизвестным содержимым. Из штаб-квартиры
(Обвиняемый кратко посовещался с вышеупомянутым другом Артуром Голдом.)
Мистер Шеперд. Господин конгрессмен, ничего не взорвалось.
Мистер Вуд. Что вы сказали?
Мистер Шеперд. Я вез произведения искусства. Вы намекаете на преступление, которого я не совершал.
Мистер Вуд. Тогда я поставлю вопрос иначе. Можно ли назвать эти так называемые произведения искусства коммунистической пропагандой?
Мистер Шеперд. Я считаю, сэр, что у каждого свое представление об искусстве.
Мистер Равеннер. Не могли бы вы выражаться яснее? Какова была цель неизвестных предметов, которые вы ввезли в страну?
Мистер Шеперд. Я могу говорить откровенно?
Мистер Равеннер. Да, отвечайте своими словами.
Мистер Шеперд. Цель искусства — облагораживать душу или оплачивать больничные счета. Или даже и то и другое. Оно помогает помнить или забыть. Если в вашем доме мало окон, можно повесить картину и наслаждаться видом. Целой другой страной, если хотите. Если ваша супруга не блещет красотой, можно любоваться на милое личико, не опасаясь скандала.
(Смех в зале.)
Картина может быть написана на стене дома для всеобщего обозрения или заперта в особняке. Первые полотна, которые продала миссис Кало, купил ваш знаменитый киноактер, Эдвард Г. Робинсон. Если я в чем разбираюсь, так это в искусстве. У книги те же цели, о которых я упомянул; больше всего она подходит для дома, в котором мало окон. Искусство само по себе ничто, пока не попадет в чей-то дом. Американцам были нужны картины миссис Кало, и я их привез.
(Молчание в зале.)
Вы спросили, почему я задержался здесь так долго. Постараюсь ответить. В Мексике у людей много песен и ярких красок; мне всегда казалось, что искусства у них больше, чем надежд. Здесь же у людей полно надежд, но почти нет песен. Они не поют, они включают радио. Им нужны были истории. И я решил попробовать создавать искусство для тех, кто живет надеждой. Потому что наоборот — порождать надежды для тех, кто живет искусством, — у меня получалось плохо. Америка — страна самых больших надежд, которые только можно себе представить. Мои соседи сдавали в металлолом шпильки для волос и дверные петли, чтобы их переплавили и построили корабль. Я тоже хотел быть полезным стране. Поэтому я остался.
(Мертвая тишина в зале. Слышно, как муха пролетит.)
Мистер Равеннер. Вы утверждаете, что Эдвард Г. Робинсон связан с коммунистами?
Мистер Шеперд. Простите, я, кажется, ошибся. Давно это было. Кажется, картины купил Дж. Эдгар Гувер.
(Довольно громкий смех в зале.)
Мистер Вуд. Соблюдайте порядок!
Мистер Равеннер. Если вы продолжите издеваться над комиссией, мы привлечем вас к суду за неуважение к Конгрессу. Сейчас я задам вам ряд вопросов, на которые вы должны отвечать «да» или «нет». Одно лишнее слово — и вы окажетесь за решеткой. Вы меня поняли?
Мистер Шеперд. Да.
Мистер Равеннер. Вы работаете или работали у мексиканских коммунистов?
Мистер Шеперд. Да.
Мистер Равеннер. Вы писали романы об иностранцах, гражданах, которые выказывают неповиновение вождям, намереваясь широко распространять эти книги в Соединенных Штатах?
(Пауза.)
Мистер Шеперд. Да.
Мистер Равеннер. С момента прибытия в США вы общались с коммунистами?
Мистер Шеперд. Да.
Мистер Равеннер. У меня есть множество письменных доказательств, газетных статей и прочих, того, что ваши книги читают в коммунистическом Китае. Что вы выступали против атомной бомбы. У меня есть доказательства, что вы сделали следующее заявление. Прошу вас внимательно выслушать его, а потом ответить, правда ли это. Я цитирую слова мистера Шеперда: «Наш вождь — пустое место. Свергни мы его, насади на палку вот эту голову с рогами и следуй за ней — ничего не изменится. Большинство из нас никогда не верило в нашу страну: просто не нашлось идеи получше». Мистер Шеперд, это написали вы?
Мистер Шеперд. Да. Но это лишь отрывок из романа.
Мистер Равеннер. Мистер Шеперд, я задал вам простой вопрос. Эти слова написали вы? Отвечайте, да или нет.
Мистер Шеперд. Да. Это мои слова.
Мистер Равеннер. Мистер Вуд, господа, у меня больше нет вопросов. Заседание окончено.
ЭПИЛОГ
1959 год
ВАЙОЛЕТ БРАУН
«Рупор Ашвилла», 16 июля 1951 года
НЕКРОЛОГ
29 июня сего года ушел из жизни Гаррисон Шеперд. Ему было 34 года. Житель Ашвилла утонул, купаясь в океане неподалеку от Мехико, куда уехал под вымышленным именем, так как находился под следствием за преступления, среди которых шпионская деятельность, ставшая причиной увольнения из Государственного департамента, а также предоставление ложных сведений об опыте работы и мошенничество. Шеперд написал два романа, не служил в Вооруженных силах и был широко известен как коммунист. У властей нет основания предполагать вмешательство третьих лиц: по мнению полиции, Шеперд покончил с собой. Родители Шеперда развелись; наследников у него не осталось. Заупокойной мессы не будет.
Самое важное в истории — та часть, которую не знаешь. Он часто это повторял. Я бы не удивилась, если бы он попросил высечь это на своем надгробии (будь у него надгробие). Вот видите. Рассказ окончен, но еще многое предстоит выяснить.
Думаешь, что надежды нет. Что книга сожжена. Но остаются слова. В этом случае дважды, сперва в Мексике, когда все его дневники и черновики, которые после убийства конфисковала полиция, чтобы уничтожить, случайно уцелели, и потом, когда он отдал мне все на сожжение, но я ничего не сожгла. Веришь, что жизнь кончена, но газетчики бессильны положить ей конец, сколько бы раз они это ни повторили. Раньше смерти не умрешь, а жизнь свое возьмет.