Лакуна

Все статьи и заметки из «Нью-Йорк таймс» приводятся в тексте в том виде, в котором были опубликованы изначально. Перепечатано с разрешения корпорации «Таймс».

Диего Ривера. «Ривера по-прежнему восхищается Троцким и сожалеет, что они разошлись во мнениях». 15 апреля 1939 года.

«США отказались принять тело Троцкого; советское правительство объявило его предателем». 25 августа 1940 года.

«Арестован 2541 иностранец — подданный фашистской Германии

Сэмюел Э. Тауэр. «Глава комиссии по расследованию заявил, что в Голливуде обнаружено 79 подрывных элементов», 23 октября 1947 года; «Скотт заявил о связи Трумэна с коммунистами». 26 сентября 1948 года.

Фрагменты следующих статей также использованы с позволения правообладателей.

Энтони Станден. «Японские жуки: прожорливые, хищные полчища». «Лайф», 17 июля 1944 года.

«Битва при Пикскилле». «Лайф», 19 сентября 1949 года.

Фрэнк Десмонд. «Маккарти обвинил коммунистов в том, что они занимают американские рабочие места». «Уилинг интеллидженсер», 10 февраля 1950 года.

Все остальные газетные статьи в романе выдуманы. Образы и высказывания исторических лиц соответствуют действительности, но их разговоры с главным героем, Гаррисоном Шепердом, вымышлены от начала до конца: это художественное произведение.

Автору также хотелось бы отметить книги, принесшие неоценимую пользу в работе над романом: Ален Дюгран, «Троцкий в Мексике, 1937–1940» (Манчестер, Англия: «Карканет», 1992); Лев Троцкий, «Моя жизнь: попытка автобиографии» (Нью-Йорк, Патфайндер пресс, 1970); «Дневник Фриды Кало: личный автопортрет» (Нью-Йорк: Гарри Н. Абрамс, 2005); Малка Друкер, «Фрида Кало: мучение и триумф» (Альбукерке, издательство Университета Нью-Мексико, 1995); Хейден Херрера, «Фрида: биография Фриды Кало» (Нью-Йорк, «Харпер энд Роу», 1983); Уолтер Бернстайн, «Наизнанку: мемуары изгоя» («ДеКапо», 2000); Уильям Манчестер, «Слава и мечта» (Бостон, «Литтл, Браун», 1973); Марта Норберн Мид, «Ашвилл: в стране небес» (Ричмонд, Виргиния, «Диетц пресс», 1942); Эрнандо Кортес, «Пять писем Кортеса императору», перевод Дж. Байярда Морриса (Нью-Йорк, «Нортон», 1969). Также хочу поблагодарить наследников Льва Троцкого, Долорес Ольмедо, Фриды Кало и Диего Риверы за доступ в их дома и архивы. Gracias Государственному институту антропологии и истории (Instituto Nacional de Antropolog'ia e Historia, INAH) за неусыпную заботу о сокровищах мексиканской истории (в особенности фресках Риверы) и терпение к общественному вниманию. И наконец, особая благодарность Марии Кристине Фонтес, Джуди Кармайкл, Терри Картен, Монтсеррат Фонтес, Сэму Столоффу, Элен Гейгер, Фрэнсис Голдин, Мэтту Макгауэну, Соне Норман, Джиму Малузе, Фентону Джонсону, Стивену Хоппу, Лили и Камилле Кингсолвер.

Вначале были ревуны. Они всегда разражались воплями в первый час рассвета, когда кромка неба только принималась светлеть. Начиналось всегда с одного-единственного, чьи натужные мерные стоны, напоминавшие визг пилы, будили остальных. Они подхватывали жуткий мотив, и гомон, вырывавшийся из их малиновых глоток, плыл над деревьями, эхом прокатывался по пляжу, пока наконец не охватывал все джунгли. Так было вначале, и так было каждое утро на земле.

Мальчик и его мать верили, что на деревьях верещат демоны с круглыми как плошки глазами, исчадия ада, дерущиеся за право жрать людскую плоть. Первый год после переезда в Мексику к Энрике они каждое утро просыпались, перепуганные ужасным воем. Иногда мать пробегала по выложенному плиткой коридору в комнату сына, появлялась в дверях с распущенными волосами и забиралась к нему под одеяло. Ноги у нее были ледяные, точно мороженая рыба; мать плотно укутывала себя и сына вязаным покрывалом, словно паутиной, и они лежали, прислушиваясь.

Вообще-то они должны были жить как в сказке. Именно это мать обещала мальчику в холодной комнатушке в Виргинии: если они убегут с Энрике в Мексику, она станет невестой богатого человека, а ее сын — юным сквайром, хозяином гасиенды, окруженной полями ананасов. Остров со всех сторон охватывала блестящая лента моря, точно обручальное кольцо, а дальше, на материке, таилось сокровище — нефтяные промыслы, на которых Энрике сколотил состояние.

Но сказка обернулась «Узником Зенды» [1] . Мальчик не превратился в юного сквайра, а его мать спустя много месяцев так и не стала невестой. За завтраком их тюремщик, Энрике, холодно взирал на искаженные ужасом лица своих пленников. «Это вопят aullaros [2] , — бросал он, унизанными серебром пальцами вытаскивал из серебряного кольца белую салфетку, клал ее на колени, брал нож и вилку и принимался за еду. — Кричат друг на друга, потому что делят угодья, прежде чем отправиться за добычей».

«Их добычей можем стать мы», — дружно думали мальчик и его мать, когда лежали, съежившись, под паутиной покрывала и вслушивались в нарастающий гортанный вой. «Запиши-ка ты все это в свой блокнот, — говорила мама, — историю того, что случилось с нами в Мексике. Когда от нас останутся одни кости, хоть кто-то узнает, куда мы делись». Она же подсказала первую фразу: «Вначале были aullaros, жаждущие нашей крови».

Энрике жил в этой гасиенде всю жизнь — с тех самых пор, как его отец построил ее и побоями заставил индейцев посадить поля ананасов. Юный Энрике с детства осознал пользу страха, и прошел почти год, прежде чем он сказал им правду: вопят всего-навсего обезьяны. Говоря это, он даже не потрудился взглянуть на них, не оторвал глаз от тарелки с яичницей — лишь презрительно усмехнулся в усы, не скрывавшие его кривой улыбки. «Это знает любая деревенщина. И вы бы знали, если бы утром выходили прогуляться, а не валялись в постели, точно два ленивца».

Оказалось, это правда: кричали действительно длиннохвостые обезьяны, питающиеся листьями. Как этим заурядным созданиям удавалось исторгать столь дикие вопли? Но так оно и было. Мальчик рано утром ускользал из дома и научился узнавать их, спрятавшихся высоко в ветвях деревьев на фоне белого неба. Скрюченные мохнатые фигурки, раскачивающиеся из стороны в сторону и ухитряющиеся сохранять равновесие, хвостами перебирали ветки, точно гитарные струны. Некоторые обезьяны баюкали детенышей, рожденных на опасной высоте и обреченных цепляться за жизнь.