Лампа разыскивает Алладина
Шрифт:
– Ты врешь, – топнула ногой Олеся, впихивая меня в кухню, – Алка не могла коляску спереть!
Я тяжело вздохнула.
– Хорошо ее знаешь? Давно дружите?
– Мы сестры.
– Кто? – вырвался у меня возглас удивления.
Олеся сердито пояснила:
– У нас один отец, а матери разные. Я об Алле знаю все! Небось, тебе Мария Кирилловна сейчас небылиц наговорила про пьянство!
– «Небылицы» в данной ситуации неверное слово, – усмехнулась я. – Алла лежит в пустой комнате, прикрытая рваным одеялом, в состоянии алкогольного опьянения. Понимаю, что тебе неприятно слышать подобные заявления, но она алкоголичка, которая
– Неправда!
– Загляни-ка в ее спальню!
– Я не в том смысле. Алла честная, копейки не возьмет, – закричала Олеся, – миллион рядом лежать будет, и она не прикоснется. Да, распродала вещи, но ведь шмотки принадлежали ей!
– Насколько я понимаю, комната давно пустая, – заявила я.
– В общем верно, – сбавила тон Олеся, – но Алуська не тырит чужое!
– Откуда же деньги на водку?
– Я даю, – тихо ответила Олеся.
– Вот уж глупость, – вырвалось у меня, – зачем же создаешь благоприятные условия для алкоголички? Такого человека надо, наоборот, лишить всякой возможности пить горячительные напитки, глядишь, и выздоровеет!
Олеся повернулась к плите.
– Не крала Алка коляску, ей ее подарили!
– Подарили? Кто? С какой стати? – спросила я.
Олеся молча поставила передо мной кружку теплого, некрепкого чая и сказала:
– Попытаюсь объяснить, хотя непросто будет! Во всем случившемся в конечном итоге виновата Мария Кирилловна.
– Она тут при чем? – мигом расплескала я чай.
Олеся взяла губку, ловко ликвидировала безобразие и сказала:
– Ты слушай. Маму Олеси звали Светланой, очень милая женщина была, тихая, спокойная, не чета бабке. Мария Кирилловна только прикидывается доброй и интеллигентной, на самом деле она злобная хабалка, уж поверь мне. Всем жизнь покорежила, начала с дочери.
Я навострила уши. А Олеся продолжала рассказывать, впрочем, пока ничего нового я не услышала.
Родители у людей бывают разные. Одни, эгоисты до мозга костей, зовут малышей спиногрызами и стараются вырастить их, особо не тратясь: ни морально, ни материально. Вторые, наоборот, изо всех сил опекают чадушек, выполняя любые, порой самые наглые их прихоти. Редко встречаются матери, у которых эгоизм гармонично сочетается с нежной заботой.
Я, будь у меня выбор, предпочла бы жить у первой категории мамаш. Прошпыняет все детство, в четырнадцать лет выгонит из дома, плыви дальше сама. Но именно из таких, рано кинутых в море жизни детей и формируются сильные, самодостаточные личности, умеющие лихо справляться с обстоятельствами и добивающиеся в конце концов успеха. Намного хуже обстоит дело с теми, с кого матери сдувают пылинки.
Света была из последних, причем Мария Кирилловна оказалась самым опасным из всех возможных вариантов родительниц: капканом, спрятанным внутри пухового одеяла, или иголкой в пирожке с вареньем.
Мария Кирилловна не отпускала дочь от себя ни на шаг. Несчастная Света была лишена всех ребячьих радостей. Ей запрещалось кататься на санках, на коньках, прыгать через скакалочку, потому что мама нервничала, опасаясь за здоровье ребенка. Свете предписывалось весь день сидеть дома и готовить уроки. Причем такая опека Марии Кирилловны не мешала последней вести активную светскую жизнь: ходить в театры, на концерты, бегать по магазинам и пить чай с подружками. Работу мать тоже не бросила. Со Светой сидели няни. Любой другой ребенок, достигнув подросткового возраста, взбесился бы, но Светлана, даже справив восемнадцатилетие, покорно подчинялась матери.
Когда девушка получила аттестат и поступила в выбранный мамой институт, ее стало невозможно держать дома, и Мария Кирилловна резко изменила тактику. Теперь она, услыхав, что Светлана собирается после занятий в кино, мгновенно падала на диван и заявляла:
– Господи, у меня инфаркт!
Естественно, Света оставалась с мамой. А еще у Марии Кирилловны появилась кошечка, очаровательное серо-дымчатое существо. Ну нельзя же было оставить малышку в одиночестве? Поэтому Мария Кирилловна ходила по концертам, а Света сидела дома и пасла киску. У мамы ведь случались приступы жестокой мигрени, а купировать их помогало лишь одно средство: посещение театра, консерватории или зала имени П.И. Чайковского. Предвижу сейчас удивленные ухмылки тех, кто мучается сосудистыми спазмами, но ведь мигрень вещь плохо изученная, и никто пока не объяснил, почему она вдруг отступает. Во всяком случае Мария Кирилловна уходила из дома, держась за виски, правда, глаза ее блестели ярко, а на щеках играл румянец.
В результате предпринятых заботливой матушкой мер к двадцати пяти годам Светлана не имела ни одного кавалера, но мать не волновалась по поводу того, что дочь останется старой девой.
– Замужество – это беда, – вещала она, будучи на протяжении многих лет довольно счастливой семейной дамой, – от детей и мужа одни неприятности. Разве плохо тебе живется около меня?
Светлана кивала и опускалась в кресло с вязаньем. Она была умелой мастерицей, мамочке, правда, не нравилось хобби дочери, но чего не сделаешь ради любимого дитяти, станешь терпеть и вид отвратительных клубков в простой корзинке.
Потом Светлана внезапно заболела, ее тошнило по утрам, она осунулась, затем вдруг резко пополнела, округлилась… и через некоторое время Мария Кирилловна в ужасе поняла: дочь беременна.
Абсолютно искренне на этот раз схватившись за сердце, мать устроила Свете допрос с пристрастием и узнала невероятную вещь: дочь ждет ребенка от соседа, Никиты Круглова.
Следующие месяцы превратились в настоящий ад. Не умеющая сдерживать себя Мария Кирилловна понеслась к Кругловым и устроила там такой страшный скандал, что Милу, тоже беременную жену Никиты, отвезли в родильный дом.
– Сволочь, – вопила забывшая о воспитании Мария Кирилловна, – мерзавец! Супруга брюхата, так он решил на стороне поживиться! Я тебя засужу!
Никита с огромным трудом вытолкал разбушевавшуюся Марию Кирилловну за дверь. Вяльская ушла, но утром вернулась снова, горя желанием продолжить битву. Дверь ей отворила Нелли Тимофеевна, мать Милы. Не успела Мария Кирилловна разинуть рот, как ей в лицо выплеснулось ведро воды.
– Пошла вон, – рявкнула Нелли Тимофеевна, – вырастила б…, которая под женатых мужчин подкладывается!
Пришлось Марии Кирилловне спасаться бегством. Никита и Мила уехали невесть куда, кто у них появился на свет, Вяльская не знала. Она теперь грызла свою дочь. Каждый день начинался с вопля:
– На аборт! Немедленно!
Но мягкая, податливая, безвольная Светлана неожиданно пошла к отцу. Мстислав Сергеевич нахмурился и впервые в жизни наорал на жену. Мария Кирилловна притихла, скандалы в доме прекратились.
Ну а затем стряслось несчастье. Светлана умерла, а Марии Кирилловне пришлось взять Аллу.