Лампёшка
Шрифт:
К концу дня тучи на горизонте сгущаются. Небо над морем становится свинцовым, солнце прячется.
– Сумерек сегодня не будет, – шепчет солнце. – Я ухожу.
За окном всё погружается во тьму.
По другую сторону стекла перед пустым выдвижным ящиком стоит побелевшая от страха девочка.
Целый день она искала на скользких камнях мидий – они вкусные и не стоят ни гроша. Для кур она насобирала морских червей, а для очага – прибитые к берегу коряги и положила их сушиться в саду. Потом она ещё поискала, не вынесло ли море какую-нибудь необычную раковину или бутылку с посланием, но ничего не нашла. Наконец, подняв глаза, она обнаружила, что уже стемнело и пора зажигать маяк. И тут девочка вспомнила то, о чём за весь день не вспоминала ни разу.
Тьма за окном бесшумно сгущается. У города ещё есть время, но совсем чуть-чуть: можно успеть снять с верёвки развешенное бельё и захлопнуть ставни. Запереть лавки, позвать с улицы детей.
– Ма-а-ам, я ещё немножечко!..
– Никаких «немножечко»! Домой, живо!
Совсем чуть-чуть: старые рыбаки ещё успеют покивать и, блеснув глазом, пробормотать: «Да-а-а… нынче опять громыхнёт. Как тогда-то… и тогда-то… Как тогда на Пасху… и как тогда в феврале, в нордкапский шторм, когда по небу летали овцы, а корабли швыряло о берег… Хотя так-то, конечно, уже не заштормует… Или заштормует?» Они маленькими глотками прихлёбывают молоко. В старину было страшно, ясное дело, – а ну как бывает и хуже? А ну как самое страшное ещё впереди?
Поднимается ветер.
– Лампёшка? Лампёшкагдетытам? – У отца все слова липнут друг к дружке. – Лампёшкагоритмаяк?
– Сейчас-сейчас, – бормочет Лампёшка. – Вот только спичек куплю.
Она обматывает шею шарфом, хватает корзинку и выбегает из дома. Ветер рвёт дверь из рук и захлопывает за спиной.
– Спасибо, ветер, – говорит Лампёшка: со штормом лучше повежливей. И она припускает через сад, по скользкой каменистой тропинке – в город.
Волны накатывают на каменистый пляж, одна выше другой.
От полуострова к берегу ведёт перешеек – узкая тропка из камней, неровная, как плохие зубы. Камни торчат над водой даже в прилив. Лампёшка перепрыгивает с камня на камень. Ветер дует ей в лицо, тянет из рук корзинку с отрезком замши внутри. Замша – это чтобы спички не промокли на обратном пути, ведь ей ещё возвращаться. Девочка старается не думать об этом. Впрочем, ветер и так выдувает из головы все мысли.
– Спасибо-спасибо, ветер!
«Вообще-то ветер – мой друг», – надеется она.
Друг пытается опрокинуть Лампёшку в море. Башмаки уже промокли и скользят на камнях. Время от времени она хватается за вбитые вдоль перешейка столбики, чтобы перевести дух.
Уже близко, думает девочка, – но тропинка еле видна. В лицо летит песок и всё, что ветер подобрал на пляже. По щекам бьют водоросли, ветки, обрывки верёвок.
– Это тебе подарочки, Лампёшка. Гляди!
Она проводит рукой по волосам, стряхивая мусор. Милый ветер, злой ветер! Не нужно мне подарков, ничего не нужно. Кроме спичек.
Ветер, похоже, сердится, начинает швыряться дож-дём. Миг – и Лампёшка промокла до нитки. А он ещё обдувает её холодом…
– Хватит! – задыхается девочка. – Уймись, ветер! Лежать!
Ветер не собака, никого не слушает. Он снова разгоняется и – у-у-у-у!
Но вот и пристань, и базальтовые ступеньки. Лампёшка оскальзывается, падает, ушибает колено, но хватается за перила и вытягивает себя наверх, на берег.
В порту канаты бьются о мачты. Шум и грохот – как от целого оркестра: дробь барабанов, вой духовых и первые громовые удары литавр. Лампёшка бежит, не слыша собственных шагов. Шторм пытается сбить её с пути, но она знает дорогу даже во тьме.
На улице никого. Дома стоят крепко, не боятся, что их сдует. Деревья роняют листья и ветки. Мимо с грохотом катится железное ведро. Все ставни на запоре, лавки закрыты.
Улицы, переулки. Осталось немного, но тут дождь леденеет, и ветер швыряет горсть града ей в лицо. Ай-ай! Лампёшка прикрывает лицо руками и бежит дальше. Вот и улица, где находится лавка мистера Розенхаута. Ветер в последний раз пытается вырвать у девочки из рук корзинку.
– Ну отдай, чего ты? Такая хорошая корзиночка, ею можно кидаться, унести далеко-далеко, в другую страну, или…
– Не трожь! – кричит Лампёшка и крепче сжимает ручку корзинки.
Ах, так?! На тебе ещё граду – блямс!
Но она уже на месте: вот бакалейная лавка. Ящики с овощами убраны внутрь, свет не горит. Ставни заперты, дверь тоже. Неудивительно: кто ж в такую пору отправится за покупками?
– Я! – кричит Лампёшка. – Это я! Мистер Розенхаут! Отоприте!
Ветер уносит её слова – может, она их и не кричала вовсе? Девочка сама теперь не уверена. Она колотит в дверь.
– Мистер Розенхаут!
– Глупышка, пискля! Никто тебя не услышит, и не надейся. Я сдую твой голос, я сдую тебя, я передую тебя надвое. А все спички, что ты зажжёшь, потушу – мне это раз плюнуть, ха!
Её друг, который никакой не друг, покатывается со смеху.
«Он прав, – думает Лампёшка. – Разве мне с ним сладить?» Ей холодно, ноги дрожат. Неужели придётся возвращаться? Без спичек?
Она кричит ещё раз, изо всех сил:
– Мистер Розенхаут!
В глубине магазина загорается огонёк. Кто-то идёт к двери со свечой в руке. Это бакалейщик, мистер Розенхаут, в халате и в намотанном на шею шарфе. Узнав Лампёшку, он ускоряет шаг, отодвигает засов и открывает дверь. Мощный порыв ветра вдувает Лампёшку в лавку. Подвешенный над дверью колокольчик трезвонит как сумасшедший.
– Здравствуйте! – дрожащим голосом произносит девочка. – У вас ещё остались спички?
– Дверь, дверь! – кричит мистер Розенхаут, и вместе они толкают дверь против ветра.
Наконец им удается её захлопнуть, и тут же воцаряется тишина. Град стучит в окна, но теперь это снаружи. Лампёшка отдувается, с её платья стекает вода.
– Ты что, девочка, с самого маяка сюда пришла, в такой шторм?
– Спички кончились. А маяк надо зажечь.
Мистер Розенхаут пугается:
– Он ещё не горит?! Конечно, надо зажечь! Тем более сегодня! Но обратно в такой шторм тебе нельзя.