Лань в чаще, кн. 1: Оружие скальда
Шрифт:
Регинлейв подошла к Торварду, спящему лицом вниз, опустилась на колени, потрясла его за плечо, перевернула.
– Торвард сын Торбранда! – окликнула она. – Ты собираешься просыпаться? Или ты никуда не идешь и зимуешь здесь? Тогда хотя бы позаботься о берлоге! Самый глупый медведь и тот догадается нагрести охапку листьев, чтобы зимой не отморозить хвост. Торвард конунг! Ты меня слышишь? Проснись!
Сильные руки валькирии трясли Торварда за плечи, но он не просыпался. С таким же успехом можно было бы будить мертвого. Только слабое, медленное дыхание давало понять, что он жив.
Регинлейв нахмурила густые черные брови, подняла голову, оглядела хирдманов. Все они лежали неподвижно, и только маленькие белые
Хмурясь, Регинлейв провела рукой по лицу спящего Торварда, подумала немного, потом наклонилась и поцеловала его – как пробуждала в Валхалле тех, кого приносила из битвы.
– Торвард конунг! – позвала Регинлейв. – Проснись! Время пришло!
И Торвард открыл глаза. Глядя в серое небо, он не сразу понял, где он и что с ним. Потом он сел, протер глаза, встряхнул головой и посмотрел на Регинлейв.
– Ну и замерз же я ночью! – с чувством поделился он и похлопал себя по плечам. – Раз уж ты все равно здесь, так хоть погрела бы меня, что ли! Чего они там ночью делали, тролли несчастные, даже огонь поддержать не могли…
Тут он запнулся: на глаза ему попался Вальмар Ореховый, который спал прямо на земле, у края поляны, где располагались дозоры – с копьем в обнимку, положив голову на выступающий корень. Прямо у него на животе сидела рыжая белка и грызла орех, извлеченный из мешочка на поясе – Вальмар очень любил орехи, постоянно носил их при себе и тем заслужил свое прозвище. Но теперь он не просыпался и не замечал этого наглого грабежа среди бела дня! Потом взгляд Торварда упал на тела Торира и Эйка, завернутые в плащи, с щитами под головой.
– Приветствую тебя, о славный герой! – насмешливо сказала Регинлейв. – Тебе пока не так везет, чтобы от поцелуя валькирии очнуться в Валхалле! Пока еще ты на земле, но если бы не я, ты мог бы вовсе не очнуться!
– Мне такая дрянь приснилась! – снова заговорил Торвард, но уже не так уверенно. – Меальт а-Дагда ! Как будто из-под каждой кочки лезли мертвецы, и троих убили, Торира и… Так это что… все наяву было? Эй, Халльмунд! – Торвард толкнул товарища. – Просыпайся, а то у тебя вся борода заиндевела!
Но Халльмунд его не слышал. Регинлейв молча смотрела, как Торвард пытается разбудить сначала его, потом Ормкеля, потом Регне – и все безуспешно.
– Это колдовство! – сказала она наконец, когда Торвард встревоженно повернулся к ней. – Ты был точно такой же. Я едва сумела тебя разбудить. Чуть не принялась вспоминать Черные руны и двенадцатое заклинание Властителя! Кто-то очень хочет помешать тебе.
Торвард протяжно просвистел в ответ и снова сел на землю рядом с Регинлейв.
– Я знаю только одно существо, которое и захотело бы мне помешать, и сумело бы все это сделать! – проговорил он чуть погодя. – Дагейда. Она знает, как мне нужен Дракон Битвы. Но она не хочет мне его отдать. Туман, дорога назад, мертвое войско! – вспоминал Торвард. – Кому же, кроме нее, такое под силу? Да еще на Остром мысу у нас вышло дело…
– Я знаю! – сказала Регинлейв. – Но ведь слэттов было вчетверо меньше, чем вас, и я не стала вмешиваться. Ты и без меня неплохо справился, даже убил их вождя.
– Слэттов? – изумился Торвард. – Какие слэтты? Какое вчетверо меньше? Ты что-то перепутала, радость моя! Там был Бергвид! И у него было не меньше народу, чем у меня!
– Какой Бергвид! – насмешливо передразнила Регинлейв. – Там и близко не было Бергвида, уж ты можешь мне поверить! Это были слэтты, люди Скельвира хёвдинга из усадьбы Льюнгвэлир. Ну, тот, знаешь, которого еще звали Медвежий Дух. Который сочинил вам «Песнь о поединке».
– Скельвир хёвдинг! Из Льюнгвэлира! Не может быть! – Торвард в изумлении смотрел в ее прекрасные ярко-синие глаза и не верил своим ушам. – Я же видел Бергвида! Я же видел его своими глазами!
– А перед этим ты никого не видел? Скажем, гадкого старого колдуна, который тридцать лет назад сам себе перерезал горло, чтобы ему удалось хотя бы одно колдовство в жизни? Разве ты его не видел? Забавно было смотреть, как ты кинулся на слэттов, уверенный, что это Бергвид! Кар Колдун показал тебе Бергвида, когда на самом деле это были совсем другие люди! Не думала я, что ты так легко поддашься на обман! Ты же знаешь, что Бергвид – мастер отводить глаза!
– Но почему ты не остановила меня, если видела это? – в досаде и ярости воскликнул Торвард.
– А зачем? – Регинлейв с насмешливой невозмутимостью повела плечом. – Зачем я буду вмешиваться, когда ты сам же просил меня вмешиваться в твои дела поменьше? Разве нет?
Торвард тихо ругался: да уж, просил, было дело! Песнь о валькирии Регинлейв он знал с детства. Когда-то, семь веков назад, она стала возлюбленной Торгъерда, прародителя фьялленландских конунгов. Всю жизнь она защищала его в битвах и дарила ему победы, а когда ему все же пришел срок погибнуть, она выпросила у Одина право так же защищать и охранять его потомков и прямых наследников. Только одного из сыновей каждого очередного конунга, наиболее достойного, она благословляла своим покровительством, и нередко, если сыновей у конунга имелось несколько, именно выбор Регинлейв решал дело. Условий она ставила немало: ее избранник должен быть силен, отважен, доблестен, быть выше всех, отважнее всех, впереди всех! Как сам древний Торгъерд, он должен стремиться только к славе и на ней сосредоточить все свои помыслы. Упоение битвой – вот его единственная радость, залитое кровью врагов оружие – его единственное сокровище, доблестная гибель – единственное счастье, которое для него возможно. И она, валькирия, которая воплощает его победы и его вечную посмертную славу, должна быть его единственной привязанностью и любовью как в земной жизни, так и после. Торвард отвечал почти всем ее требованиям, и поначалу Регинлейв была очень довольна единственным наследником Торбранда конунга. Кроме одного – он не мог быть верен возлюбленной, которой нет постоянно рядом с ним, больше двух месяцев подряд. И в жизни его постоянно находилось множество стремлений и привязанностей, кроме упоения битвой. После нескольких ссор и примирений Регинлейв махнула на него рукой и отказала ему в своей любви. Она продолжала оберегать его в сражениях, но не упускала случая объяснить ему разницу между ним и конунгом Торгъердом.
И сейчас ей выпал отличный случай отыграться за то пренебрежение, которое он смел ей выказывать. Запустив пальцы себе в волосы с обеих сторон, Торвард отчаянно дергал их, будто хотел вырвать.
– Болван! Балбес! Бревно еловое! Треска безголовая! – бормотал он, и можно было догадаться, что все эти лестные отзывы он посвящает себе. – И я его убил? Скельвира из Льюнгвэлира? – Он с надеждой посмотрел на Регинлейв. – Может, все-таки выживет?
Надежда была глупой, поскольку тяжесть собственной руки он прекрасно знал.
– Какое выживет? – Теперь уже Регинлейв посмотрела на него с недоумением. – Он сидел на пиру в Валхалле, когда я спускалась к тебе сюда. Но ты можешь особо не беспокоиться, у него остались только жена и дочь, а из мужчин нет никаких родичей, так что мстить тебе никто не будет.
Но это ничуть не радовало Торварда, и он в бесплодной досаде потирал шрам на щеке, за последние дни заросшей черной щетиной:
– Как я мог так… Ничего себе подрался! А мы-то думали, что перед нами войско Бергвида человек в триста! Лиг лам рэ баотгельтахт! Ну почему ты меня не предупредила, что это никакой не Бергвид! Ты же видела! Ты видела, что я насмерть сражаюсь с человеком, который мне не враг и никогда врагом не был, с которым мне совершенно нечего делить!