ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах
Шрифт:
— Я здесь, чтобы защищать интересы народа Унтанка.
— Да. Вы желаете сказать, что им не хватает рабочих мест, домов, социальных служб, и потому среди них множатся тупость, жестокость, болезни и преступления. Знаю. Таких мест в мире немало, а вскоре станет еще больше. Власти мало что способны изменить.
— Однако властям под силу запускать в космос крупные объекты!
— Да. Это приносит выгоду.
— Кому? Почему не использовать богатство, чтобы помочь людям здесь и сейчас?
— Это возможно, однако, помогая людям, мы берем у них больше, чем даем. Увеличивая оазис, мы одновременно увеличиваем и пустыню. Это наука о времени и хозяйстве. Кое-кто называет ее экономикой.
— Вы хотите сказать, что людям не хватает порядочности
— Вовсе нет! И порядочность, и доброта у людей всегда имелись. В маленьких изолированных сообществах они даже были нормой жизни. Но, как ни печально, человеческая натура такова, что большие группы можно организовать только с целью противостояния.
— Вы лжец! — воскликнул Ланарк. — Нет у нас никакой натуры. Страна не строится инстинктами, как улей, из человеческих кирпичиков; страна — это произведение искусства, подобно кораблю, ковру или саду. Формы ее могут быть самыми разными. Бесконечное повторение бездарной старой формы, с бедностью и войной, объясняется не порочной натурой человека, а дурными привычками. Алчные люди, всем этим пользующиеся, ссылаются на особенности человеческой натуры.
— Ваш поток красноречия приятен для слуха, — Озенфант едва заметно зевнул, — но нисколько не способен повлиять на человеческое поведение. Кстати, с вашей стороны было не слишком умно передать слово Мултану. Он не враг совета, а его слабый член, строящий заговоры, чтобы набраться силы. Если ему это удастся, перед ним встанет та же цель, что передо мной: избегать всяческих неприятностей. Единственными его врагами станут такие люди, как вы, — наивные младенцы.
— Я не младенец.
— Младенец. Глухота к разумным доводам, пренебрежение приличиями и достоинством, беспредельный инстинктивный эгоизм, укоренившийся настолько, что вы его даже не замечаете, — все это делает вас самым близким подобием взрослого дитяти, какие мне до сих пор встречались. Теперь, чтобы поквитаться, можете обругать меня как угодно. Никто не узнает. Мисс Оно не слышит ничего, что не относится к делам совета.
Ланарк заявил холодно:
— Вы добиваетесь, чтобы я вышел из себя.
— Правда, — кивнул Монбоддо. — Но только чтобы положить конец этому бесполезному спору. Заблуждение, в которое вы впали, — старейшее в политике. Вы вообразили, будто стоит поговорить с руководителем — и мир изменится. Но руководитель является следствием перемен, а не их причиной. Я не могу даровать процветание людям, от которых нет проку моим богатым покровителям.
Ланарк оперся руками о колени и погрузил лицо в ладони. Потом сказал:
— Судьба большинства людей меня не заботит. Все мы, кто старше восемнадцати, подверглись порче и заслуживаем того, что с нами происходит. Но если ваша философия ведет к тому, что цивилизация не может существовать иначе как повреждая умы и сердца детей, тогда… и философия ваша, и цивилизация — ложные и разрушат сами себя.
— Возможно, — зевнул Монбоддо, — но, думаю, если постараемся, на наш век их хватит. Что вы записали, мисс Оно? Расскажите, пожалуйста.
Секретарша раздвинула губы, и оттуда полилась монотонная речь:
Протокол Генеральной Ассамблеи. Дополнение от Большого Унтанка: провост Ланарк сообщил о существенных проблемах с занятостью, жильем, здоровьем населения и загрязнением среды в Унтанке. Председатель Монбоддо объяснил их всеобщим кризисом в данной области и намекнул, что решить эти проблемы удастся не раньше чем будет найден предварительный выход из мирового энергетического кризиса. Провост Ланарк призвал к неотложному рассмотрению местных трудностей, поскольку они затрагивают спектр ноль восемнадцать. Председатель Монбоддо высказал мнение, что трудности в этом спектре не приведут к таким катастрофическим последствиям, каких опасается провост Ланарк.
Рот мисс Оно со щелчком закрылся. Монбоддо хлопнул себя по лбу:
— Криптонит!
Мисс Оно снова открыла рот:
Председатель Монбоддо высказал мнение, что трудности в этом спектре не приведут к таким катастрофическим социальным последствиям, каких опасается провост Ланарк, поскольку разработка «Кортексином» минеральных запасов Унтанка сулит процветание всем его жителям.
Встав и заломив руки, Ланарк вскричал:
— Я пустое место! Зачем только меня сюда понесло; никому от этого не было проку: ни Сэнди, ни Риме и никому другому. Мне нужно домой.
— Домой? — Монбоддо поднял брови.
— В Унтанк. Там плохо, но, по крайней мере, беды лежат на поверхности, а не прикрыты позолотой лжи, как здесь.
— Вы суровы. Но я вам помогу. Откройте запасной выход, мисс Оно.
Перед столом лежал серый шерстяной коврик. Мисс Оно опустилась на колени и сдвинула его в сторону, обнажив серую стальную плиту, утопленную в линолеуме. Сунув большой и указательный пальцы в отверстие в центре плиты, она легко ее подняла, при том что в диаметре плита была добрых два фута, а толщиной четыре дюйма.
— Путь домой, — пояснил Монбоддо. — Загляните. Узнаете внутренность знакомого летательного аппарата.
Он встал и, засунув руки в карманы, прислонился к краю стола. Ланарк согнулся и долго вглядывался в круглую дыру. Внутри была полость, устланная голубым шелком. Монбоддо сказал:
— Вы мне не доверяете. Но полезете внутрь, так как вы слишком бесшабашны, чтобы медлить. Я угадал?
— Нет, — вздохнул Ланарк. — Я полезу внутрь, так как слишком устал, чтобы тянуть резину.
Он ступил в полость, сел и вытянул ноги. Внутренность аппарата удлинилась и сузилась, приспосабливаясь к нему. Ланарк лег и уставился на кремовый круг потолка, обрамленный чернотой. «Bon voyage» [17] , — раздался шепот Монбоддо, и на круг потолка стала наползать круглая черная тень, в конце концов затмившая его с негромким лязгом. Полость, куда улегся Ланарк, начала падать.
17
Счастливого пути (фр.).
Долгое стремительное пикирование завершилось вибрирующим толчком. За ним последовало новое падение. Сдавленно вскрикнув, он понял, что вновь спускается по гигантскому пищеводу. Крохотный офис, большой круглый стол, Прован, Большой Унтанк, Александр, собор, Рима, Зона, кулуары совета, институт были крохотной передышкой от ужаса бесконечного падения. Монбоддо заманил его обратно в пищевод. Ланарк вскрикнул от ненависти. Описался от страха. Стал извиваться, высунул голову наружу, в летящий молочный туман. Он нырял на машине-птице. Страх изменился. Ланарк был мозгом этой птицы, старой, не совсем исправной птицы. Каждый порыв ветра вырывал у птицы перья, нужные для приземления, а земля была далеко внизу. Он продолжал падать, насколько хватало смелости, потом перешел на полет, с каждым хлопком истончая свои крылья, от которых отлетало, подобно дротику, перо за пером. Оголенные грудь и бока мерзли во время падения. Туман редел, воздух чернел, внизу лежала черная карта города, где улицы были намечены светящимися точками. Части этой карты пылали. Большой красный цветок из пламени потянул его к себе, вниз. Ланарк увидел стеклянную башню в огне, площадь со статуями, какие-то механизмы, кипящее море голов; услышал грохот и рев сирен; попытался выровнять полет и рухнул боком, ломая крылья, через искры, жар и удушливый дым; навстречу ему качнулась большая туманная колонна, промазала и замахнулась вновь, как молоток, и на этот раз его сбила.